Пуговка для олигарха

Володина Таня

Рядом с лодкой подпрыгнула рыбка, блеснув серебряной чешуёй. Глеб снова взялся за вёсла.

— Когда ты узнал правду? — спросила Надя.

— Три дня назад. Я летал в Москву, разговаривал с Полиной и Рафаэлем.

— А до этого ты с ними не разговаривал?

Он покачал головой:

— Нет. Марта начала процедуру развода в тот день, когда ты уехала из Москвы. Я не встречался с Полиной.

— Так ты разведён? — спросила Надя.

— С августа прошлого года.

— А три дня назад она выложила тебе правду?

— Она сейчас замужем за

Иваном Ломидзе, ты его знаешь — он единственный сын богатого грузинского банкира. Полине нечего больше бояться и незачем мне врать. Она была предельно откровенна.

— Тётя Поля вышла замуж за Вано? — поразилась Надя. — А как Рафаэль это воспринял? Не ревновал мамулю?

— Рафаэль ушёл в армию. Я ездил к нему в часть, мы провели вместе целый день. Мне кажется, у него есть шанс… Не факт, что армия поможет, но и не навредит.

Надя поняла, о каком шансе шла речь. О шансе стать человеком, а не самовлюблённым, заносчивым и эгоистичным маменькиным сынком. Глеб любил приёмного сына даже после всего, что тот натворил. Поймёт ли Рафаэль когда-нибудь, как повезло ему с отчимом?

Они обогнули остров. Перед ними открылась уютная песчаная лагуна, защищённая со всех сторон зарослями можжевельника. Дно, усеянное мелкими камешками, просвечивало сквозь кристально чистую воду, в ней сновали рыбки, а над поверхностью вились радужные стрекозы. Солнечные блики прыгали по безмятежной глади озера. В лагуну вёл узкий, едва заметный пролив. Пробраться в это живописное местечко мог только тот, кто хорошо знал береговую линию.

Затерянный кусочек рая на земле.

— Я взял морс, пирожки с яблоками и всё, что нужно для пикника. Плед, зонт от солнца, полотенце. Если ты не против, давай проведём здесь пару часов? Мне бы хотелось познакомиться с дочерью.

Он сказал это таким тоном, что Надя чуть не разревелась.

Если ты так хотел детей, то зачем же ушёл в монастырь?! И что ей теперь делать? Возить дочку в гости к папе-монаху? Что за нелепая ситуация!

— Глеб, — сказала она дрожащим голосом, — я всё понимаю, у тебя были причины уйти в монастырь. Я не оспариваю твоё решение и даже не обсуждаю. Не лезу в твои дела с богом. У меня только один вопрос: когда Вера подрастёт, как она будет к тебе обращаться? Папа или отец Пафнутий? Какое у тебя новое имя? — Надя всхлипнула. — Ты же не думаешь, что сможешь участвовать в воспитании? Это вообще нормально — папа-монах? Вам разрешено иметь детей?

— Надя, но я не монах.

— Ты в рясе, у тебя на голове шапочка! И борода!

Он встал в лодке в полный рост. Снял шапочку, аккуратно сложил и засунул в карман. Развязал пояс и быстрым движением плеч скинул рясу — так Надя скинула халат год назад, оставшись в чём мать родила. Только Глеб не был голым: он был одет в шорты и белую рубашку с воротником-стойкой. В её рубашку, сшитую с любовью и нежностью! Собираясь на встречу, он тоже надел самое красивое, что у него было.

— Но… Ты послушник? Готовишься стать монахом? — уточнила она.

— Нет, я рабочий в монастыре. Трудник. Волонтер.

Отец Сергий предложил пожить здесь в течение года и помочь с реставрацией храма. После этого он обещал благословить меня и отпустить грехи. Это случится уже через неделю. Я планирую вернуться в Москву — накопилось много работы. Марта зашивается.

Так вот как разбираются с грехами! Едут к крёстному отцу и восстанавливают старую церковь. А она-то гадала!

— То есть ты не женат и не связан обязательствами перед богом?

— Есть только один человек, перед которым у меня обязательства, — ответил Глеб.

— Кто?

— Вера.

Это всё, всё, всё меняло!

Глава 52. Моя пуговка

— Я не против, если ты пообщаешься с Верой, — сказала Надя, и Глеб направил лодку в лагуну.

Нос мягко ткнулся в берег. Глеб выпрыгнул из лодки и рывком затащил её на песок. Надя подала ему Веру, а потом выбралась сама. Смотрела, как он раскрывает зонтик и бережно ставит под него люльку, как расстилает плед на песке и достаёт корзину с монастырскими пирожками. Если их пёк тот же монах, что и в Надином детстве, — то это самые вкусные пирожки с яблоками на свете.

Рубашка сидела на Глебе как влитая. Он расстегнул верхние пуговицы и закатал рукава выше локтей — и выглядел сногсшибательно! Надина любовь, больше не сдерживаемая запретами, распускалась дивными душистыми цветами. Глеб не женат, не монах, и хочет общаться с дочкой.

Он заглядывал в люльку с таким благоговением, словно там лежал не ребёнок, а невиданная драгоценность. Даже дыхание задерживал.

— Когда она проснётся, можешь взять её на руки, — предложила Надя. — Надеюсь, она не испугается твоей бороды.

Глеб вцепился в бороду, словно хотел оторвать.

— Через неделю я побреюсь.

— И уедешь в Москву, — напомнила Надя.

— Я постараюсь приезжать так часто, как смогу, — ответил Глеб и прибавил: — Если твой муж не против. Я буду благодарен, если ты обсудишь с ним этот вопрос.

Она могла бы сказать, что рассталась с Данилой, но промолчала. Хотела выяснить всё до конца, прежде чем признаваться, что одинока и до сих пор его любит.

— Будешь приезжать раз в год?

— Раз в неделю. Я понимаю, что не имею права вторгаться в чужую семью, но и ты меня пойми: я не могу оставить Веру. Я хочу видеть, как она растёт, заботиться о ней, дать ей всё, чего она заслуживает. Она моя единственная дочь, я её люблю.

— Только её?

Глеб сел рядом с Надей, по-турецки скрестив ноги. Пытливо заглянул в глаза. Прочитал там что-то и отвёл взгляд.

Не хотел отвечать на вопрос.

Говорить чужой жене о любви — неправильно, но она ведь ему говорила!

— Только её? — настойчиво переспросила Надя.

Пространство между ними заискрилось. Воздух, наполненный густым ароматом можжевельника, щебетанием птиц и жужжанием стрекоз, раскалился и напитал жаром щёки.

— Что ты хочешь услышать? — хрипло спросил Глеб.