Пульс
Шрифт:
— «Телом своим славлю» и далее по тексту; да, вспомнил. Ой, Джоанна опять смотрит на меня с укором.
— Наша тема — рак сердца, а не задницы.
— По-твоему, «любовь — это страдание», так, Джоанна?
— Нет, я просто подумала, что некоторые… мужчины, да, определенно мужчины… никогда не страдали от любви. По большому счету они просто неспособны страдать от любви. Это они изобрели систему уклонения и управления, которая гарантирует, что страдание их не коснется.
—
— Возможно, здравый смысл в этом есть, но это лишь подтверждает мою точку зрения. Есть мужчины, которые проходят все этапы: секс, женитьба, отцовство, братство — и ни на одном из них не испытывают страданий. Недовольство, замешательство, скука, злость… это пожалуйста. А страдание для них — это когда женщину ведешь в ресторан, а она потом не дает.
— Кто выдумал, что мужчины циничнее женщин?
— При чем тут цинизм? У каждого из нас есть на памяти два-три таких примера.
— Ты хочешь сказать, кто не страдает, тот не любит?
— Вовсе нет. Я хочу сказать… это как ревность. Любовь всегда оставляет место для ревности. Кому повезет, тот никогда не испытает этого чувства, но если для него нет места, нет возможности, то и любви нет. Страдание — то же самое.
— Значит, Дик не так уж не прав?
— ?..
— Ну, у него не нашли рак задницы, но сказали, что возможность остается.
— Вот спасибо. Реабилитировала. Я же знал, я знал, что дело говорю.
— Нахватался от директора проктологического узла.
— Это ты про Пита?
— Кто такой Пит? Директор проктологического узла?
— Нет, Пит — человек, не знающий страданий.
— Пит у нас — счетовод. Ведет счет женщинам. Может назвать точную дату, когда достиг двузначной цифры, когда дошел до пятидесяти.
— Ну, все мы где-то счетоводы.
— Вот как?
— Да, я хорошо помню, как дошел до цифры «два».
— А у меня было довольно много дробных чисел, если вы меня понимаете.
— Чего уж тут не понять. Вот оно, страдание.
— Нет, это только для Пита страдание. Уязвленное самолюбие. Ему знакомо уязвленное самолюбие и повышенная тревожность. Это самые большие страдания, которые ему известны.
— Нормальный мужик. Он бы мне понравился. Женат?
— Был. Дважды.
— А теперь что?
— Растерялся, немного жалеет себя, немного скучает. Но не более того.
— По твоей теории, он никогда не любил?
— Никогда.
— Но он бы с этим не согласился. Он бы сказал, что любил. И не раз.
— О да, уж он бы сказал, что сто раз.
— Ненавижу двуличие.
— Ах, я не переживу, что сболтнула лишнее.
— Может, это и хорошо.
— Ты о чем?
— Когда веришь, что у тебя была любовь или до сих пор есть. Что тут такого?
— Да то, что это вранье.
— Оставь, пожалуйста. Неужели мы будем мериться добродетелью?
— Только мы познали любовь, ибо мы страдали.
— Я такого не говорила.
— Разве?
— По-твоему, женщины любят больше, чем мужчины?
— В каком смысле «больше» — чаще или сильнее?
— Только мужик способен задать такой вопрос.
— Против природы не попрешь — я и есть злоебучий мужик.
— После застолья у Фила и Джоанны? Ты себе льстишь. Как мы заметили.
— Что мы заметили?
— Господи, что ж нам теперь, мчаться домой и проверять стояк…
— «Стояк» — тоже отвратительное слово.
— Это мне напоминает американские ток-шоу, типа: мы решим все твои эмоциональные и сексуальные проблемы, выставив тебя в студии перед зрителями, а потом зрители разойдутся по домам и будут радоваться, что они — это не ты.
— Типично британская критика.
— Естественно: я же англичанка. Так вот, была там одна женщина, рассказывала, что не задалась у нее семейная жизнь, а может, любовная связь, и будьте уверены, разговор сразу перекинулся на секс; тогда один из так называемых экспертов, наглый выскочка, спрашивает буквально следующее: «У вас бурный оргазм?»
— Обалдеть. Прямо в точку. В точку «джи».
— А она смотрит на этого сексопатолога и говорит, причем с подкупающей скромностью: «Мне кажется, очень бурный».
— Браво. «Так все мы говорим».
— Так на чем мы остановились?
— Я сказал: не стоит осуждать Пита.
— А кто осуждает? Я не осуждаю. Если он достиг отметки «пятьдесят» — снимаю шляпу.
— Как по-твоему, не потому ли Пит бросает женщин, что не может с ними поладить?
— Нет, я считаю, у него просто низкий порог скуки.
— Когда любишь, порога скуки не существует.
— А по-моему, вполне возможно скучать с тем, кого любишь.
— Мне опять пора опасаться темы «Где руки»?
— Что ты кипятишься?
— Непонятно? Я сюда прихожу не для того, чтобы меня подкалывали, а для того, чтобы от души пожрать и выпить.
— «Спой же за ужин».
— «Получишь завтрак…»
— Что я хочу сказать в защиту этого Пита, которого в глаза не видел: возможно, он любил, возможно, был увлечен, но ровно настолько, насколько позволяла его натура, — это не дает повода его презирать.