Пульс
Шрифт:
— Прихожу я к Марте и говорю: «Должен вас огорчить. Земли на вашей земле не обнаружено».
К его удовольствию, все рассмеялись. Даже Марта; она догадывалась, что отныне эта история войдет в его постоянный репертуар.
Окрыленный таким успехом, Кен решил зажечь садовые свечи — восковые столбы метровой высоты, смутно напоминавшие ему факелы римских триумфаторов. Улучив минуту, он перекрыл струю в водоеме, который про себя называл не иначе как лужей.
Теперь в воздухе было не просто свежо, а весьма прохладно. Кен подлил всем красного вина, Марта предложила перейти в дом, но гости из вежливости отказались.
— А что, глобальное потепление отменили? — бодро спросил Алекс.
Потом разговор перешел на уличные обогреватели (мощная штука, но такая неэкологичная, что покупка ее равносильна преступлению) и углеродный след, рынки сельскохозяйственной продукции, воспроизводство рыбных ресурсов, сравнительные характеристики электромобиля и биодизеля, ветровую и солнечную энергию. Возле самого уха Кена раздался угрожающий комариный писк; он решил не обращать внимания и даже не дрогнул, когда почувствовал укус. Просто сидел и втайне радовался своей правоте.
— А я получил огородный участок, — объявил он.
Известная уловка мужа-подкаблучника: сообщать о самовольных действиях в присутствии посторонних.
Однако Марта не выказала ни удивления, ни раздражения, а вместе со всеми подняла бокал за похвальное новое хобби Кена. Его засыпали вопросами насчет стоимости, местонахождения, типа почвы и будущих посадок.
— Ежевика, — выпалила Марта, не дав ему раскрыть рта, и одарила его ласковой улыбкой.
— Как ты угадала?
— Помнишь, я делала заказ по каталогу «Маршаллс».
Она еще попросила его проверить ее расчеты; конечно, ей было вполне по силам решить задачку на сложение, но список включал множество небольших сумм, оканчивающихся преимущественно на девяносто девять, и к тому же расчетами у них в семье обычно занимался Кен. Он же выписал чек, добавив к заказу еще пару наименований. И вернул заполненный бланк Марте, потому что у них в семье она была Хранительницей Почтовых Марок.
— Я уже тогда заметила, что ты заказал два куста ежевики. Сорт «Лох-Тэй», как сейчас помню, — сказала она.
— Ну и память, — отозвался он, глядя на нее в упор. — Прямо фотографическая.
Наступила короткая пауза, как будто он случайно выболтал интимную подробность.
— А знаешь, что мы можем посадить на этом участке? — начала Марта.
— Что значит «мы», Бледнолицая? — отозвался он, не дав ей закончить.
Эта семейная шутка бытовала у них много лет, но гости об этом не знали, а потому заподозрили начало ссоры. И он, кстати, тоже; в последнее время такие подозрения возникали у него довольно часто.
Молчание нарушила Мэрион:
— Я, конечно, извиняюсь, но меня мошкара заедает. — Одной рукой она чесала лодыжку.
— Нашим друзьям не нравится у нас в саду! — вскричал Кен, чтобы продемонстрировать семейное единение.
Но в его тоне сквозили истерические нотки, послужившие для гостей сигналом к выходу из-за стола, к отказу от чая-кофе и подготовке прощальных комплиментов.
Ближе к ночи он спросил, высунувшись из ванной:
— У нас, случайно, не осталось этой спиртовой настойки?
— Тебя искусали?
Он указал себе на шею.
— Господи, Кен, пять волдырей. Неужели ты ничего не почувствовал?
— Почувствовал, просто не хотел говорить. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь начал критиковать твой сад.
— Бедненький. Натерпелся. Тебя, наверное, потому искусали, что ты такой сладкий. Меня комарье не трогает.
В постели у них уже не было сил ни для чтения, ни для секса; лениво перебирая события минувшего вечера, каждый подводил другого к мысли, что прием удался.
— Тьфу, черт, — вырвалось у него. — Кажется, у меня кусок куры остался в этой глиняной посудине. Надо бы вытащить да перенести в дом.
— Не выдумывай, — сказала она.
В воскресенье ничто не мешало им выспаться; когда Кен отодвинул штору, чтобы посмотреть, какая на улице погода, ему в глаза бросился терракотовый бочонок, валявшийся на боку; крышка была расколота надвое.
— Лисицы, суки, — пробормотал он, не задумываясь, слышит ли его Марта. — Или кошки, суки. А может, белки, суки. Природа, япона мать.
Он застыл у окна, не решив, что делать дальше: лечь еще поспать или со скрипом начать новый день.
У Фила и Джоанны: 3
Где руки?
В кои-то веки погодные условия позволили накрыть ужин в саду, за дощатым столом, который, правда, слегка покоробился. Уличные свечи, зажженные к приходу гостей, оказались очень кстати. Мы уже обсудили первые сто с лишним дней Обамы, его запрет на применение пыток силовыми структурами, причастность Британии к экстрадициям, бонусы для банкиров и предполагаемые сроки всеобщих выборов. Попытались провести сравнение между надвигающимся свиным гриппом и птичьим гриппом, который до нас еще не дошел, но запутались в дебрях эпидемиологии. В разговоре наступила пауза.
— Я тут подумал… в прошлый раз, за этим дружеским столом…
— Ломившимся от яств….
— Которыми нас потчевал… быстренько, подскажите что-нибудь в тему…
— Хозяин мой.
— Прямо Тримальхион.
— И миссис Куикли.
— Нет, так не пойдет. Давайте прямо скажем: Фил и Джоанна, воплощение гостеприимства.
— Кстати, язык…
— Это был язык? Ты же сказала — говядина.
— Ну да. Чем тебе язык — не говядина? Язык говяжий, язык телячий.