Пуля для бизнес-леди
Шрифт:
— Увы, я третий год в разводе, — с приличествующей данному факту грустью сказал Озеров.
— А вот подруг не надо! — веселилась Настя.
— Увы, — в тон ей ответил Озеров. — И подруга меня оставила…
— Бедненький! — Настя тоже умела подмешать в свой голос грустинки. — Значит, поскучаем вдвоем…
Она бросила взгляд на часики — четыре, то бишь шестнадцать с минутами. Разгар дня, а она уже устала, разговор с генералом дался ей нелегко. Настя изо всех сил старалась казаться в беседе с ним немного легкомысленной и раскованной. Девицей, которой сам черт не брат. Но она хорошо знала, что вежливый, внешне свойский генерал свято блюдет интересы своей «конторы»,
Еремин Насте нравился. В нем ничего не было от скользкого кегэбешника, он не пытался ни на чем подловить её, генерала интересовало в отношениях с нею только одно — разыскать и обезвредить Строева. Что же, пусть не обессудит её генерал Еремин — у неё свои счеты со Строевым.
В кабинет заглянула Нина:
— Вам звонит Юрий Борисович.
— Очень кстати, — сказала Настя.
Она сообщила Фофанову, что как раз собиралась заехать к нему, но ей надоело сидеть в кабинетах, и она предлагает попить кофе в кофейной втроем.
— А кто третий? — с недоумением поинтересовался Фофанов.
— Естественно, Лена Ирченко. Ты чего её держишь в черном теле?
— Да я… да понимаешь…
— Учи вас достойному поведению… Интеллигенты первого поколения… А вообще-то сделаем так. Пусть она и Люська Заболотина — она мне понадобится — будут где-нибудь поблизости, ну, например, в другом углу кофейни пьют эту гадость, которую вы именуете кофе. Мы с тобой решим свои дела, а потом пригласим барышень. Времени у меня — до восемнадцати тридцати. Дальше — другая встреча.
— Деловая ты стала, Анастасия Игнатьева, — прокомментировал Фофанов.
— И тебе советую ворон не ловить, — отрезала Настя. — Дай указание, чтобы столик подготовили, а то будем торчать столбами как бедные родственники, или подсаживаться к кому попало… Встречаемся в кофейне.
Настя тосковала по редакционной обстановке. Здесь прошел не самый худший кусок её жизни, в этих коридорах и кабинетах девки учили её уму-разуму, а она училась профессии, ремеслу. Как может газетчик забыть свою первую напечатанную заметку, первую крупную ошибку, первый «зарезанный» начальством материал? В её время после стихийных возлияний девчонки с чувством хором орали на всю редакцию песенку: «Нам нового начальника прислали». Был начальник-бабник, трахал всех подряд, возмутились, потребовали убрать. И «нам нового начальника прислали…» Алкоголик, пьяница, не высыхает… Снова возмутились. И опять «нам нового начальника прислали…» Дурака и тупицу… И тогда потребовала «общественность» вернуть самого первого начальника — хоть какая-то была от него польза.
Такие вот тоскливо-развеселые песенки пели редакционные девчонки, ныне ставшие уже солидными дамами.
Фофанов сидел за столиком в углу — один, отмахиваясь от желающих почтить главного редактора своим присутствием. Все как обычно: «золотые перья» за сдвинутыми вместе двумя столиками обсуждали насущные вопросы российского бытия и тон у каждого был непререкаемый, словно именно ему была известна истина в первой инстанции. Два вызванных в редакцию собкора из провинции поили шампанским секретарш, стенографисток и прочих технических девочек, приглядываясь, какая вечерком не откажет. Сгрудился за столом дружный экономический отдел — там работали одни мужики и каждый из них — себе на уме. В сторонке от всех сидели Ленка Ирченко и Люська Заболотина, заинтригованные указанием Фофанова вести тихо и ловить его знаки.
Настю встретили шумом, гамом, радостными возгласами. Она пришла к своим и это был такой народец, который перед её миллионами не гнулся. Сопровождавшие её Артем и Никита тут же встали у входа, что не осталось незамеченным. Настя показала им столик, за которым будет сидеть и попросила пристроиться где-нибудь рядом, а не перекрывать вход-выход. Парни окинули взглядами публику, чуть приметно поморщились — дым, гам, и народ все какой-то возбужденный и встрепанный. Но это было не их дело, они просто заняли те места, с которых хорошо обозревались зал и вход в него.
Настя, сделав ручкой всем «общий привет», попросила Глашу поставить на столик к Фофанову коньяк, лимоны, «боржоми». Она заметила в кофейне несколько новичков. «Бывалые» объясняли им шепотом, что это явилась госпожа Соболева собственной персоной. Кто она такая, новичкам, конечно, уже было известно. Но в целом редакционный народ вел себя сдержанно, пора изумления миновала, а потом это ведь редакция, запросто бывать в которой хотелось бы многим новорусским — и банкирам, и предпринимателям, и финансовым бандитам.
Фофанов, заметив Настю, встал и пошел ей навстречу с раскрытыми объятиями. Он демонстрировал всему коллективу, в каких замечательных отношениях находится с владелицей контрольного пакета акций газеты.
— Здравствуй, Юра, — подыграла ему Настя. По неписаной традиции по имени главного редактора никто не называл. Но Настя могла это себе позволить.
Настя схватила завистливые взгляды журналистов, засекших на их столике коньяк.
— Зарплату снова задержали? — спросила Фофанова.
Тот лишь вздохнул.
— Ладно, немного подброшу в счет взаимных расчетов. В качестве благодарности за публикации о Бираго Диопе.
— За это спасибо, Анастасия Игнатьевна. Вертимся, как можем, но дела идут не то, чтобы очень…
Настя вздохнула:
— Слабый ты человек, Юрий Борисович.
— Ты что? — изумился Фофанов. — Чего обижаешь, Соболек?
— Да выгони ты половину редакции — вишь сколько их у тебя на шесть газетных полос! А вторую половину заставь работать до седьмого пота.
— Я и сам об этом думал не раз. Но как ты их выгонишь? Прошлое связывает покрепче трудового законодательства.
— Объяви, что отныне редакция будет работать на контрактной основе… Мысль понял?
— Да.
— Характера хватит?
— Не знаю.
— Ты имей в виду, сейчас мягкотелых перемалывают, пережевывают и выплевывают. Ты их жалеешь, а они тебя? Бессовестно бездельничают и ещё требуют, чтобы ты им платил за ничегонеделанье. У меня есть одна идея, но о ней чуть позже. А сейчас хочу информировать, что твой Волнухин отлично себя проявил во время поездки со мной в Африку…