Пуля для бизнес-леди
Шрифт:
— О, Бираго! Дорогой мой повелитель!
У неё вдруг возникло неясное ощущение, что видит она свою «шоколадку» в последний раз.
У Клэр, которая стояла рядом, глаза были на мокром месте и она лишь лепетала:
— Настья… Дорогая… Не улетай, пожалуйста… Настья!
Бираго пожал руку командиру корабля:
— Надеюсь на вас, командир.
— Не беспокойтесь, господин президент. И благодарю вас за награду.
— Госпожа высоко оценила ваше мастерство. Благодарите её, я лишь выполнил её пожелание.
Он отыскал глазами Никиту:
— Подойди.
Никита приблизился и вытянулся по стойке «смирно».
Бираго Диоп снял с поясного ремня пистолет в кобуре и протянул Никите:
— Держи, офицер, на память от меня. И убей из него любого, кто будет опасен для твоей госпожи.
— И убью, — мрачновато пообещал Никита.
Непрерывно щелкали фотокамеры, сцену прощания у трапа снимало множество фотокорреспондентов — и местных, и аккредитованных в стране. На следующий день эти фотоснимки обойдут крупнейшие газеты мира: суровый президент с непривычным для него нежным, мягким выражением лица, уткнувшаяся ему в плечо белокурая Настя, изящно вытирающая платочком слезы очаровательная Клэр… И бездонно-голубое небо, пальмы, шеренги гвардейцев с автоматами, группка высокопоставленных сановников на почтительном от президента расстоянии. Словом, экзотика… Крикливые подписи под фотографиями вопрошали: «Африканская Мата Хари?», «Российская муза черного президента?», «Любимая наложница Бираго Диопа?», «Женщина-загадка?». Некоторые газеты бегло изложили факты из биографии госпожи Соболевой-Демьяновой: неожиданное наследство, деловая хватка, создание издательского дома «Африка», контрольный пакет акций газеты «Российские новости», трагическая гибель мужа-полковника КГБ. «Любопытно, а какое звание у самой госпожи Соболевой-Демьяновой?» — вопрошал репортер одной итальянской газетенки. Но это был единичный выпад, в основном комментарии были довольно доброжелательными. Очевидно, репортеры помнили её сенсационную пресс-конференцию в Швейцарии и то, что она по профессии журналистка. А свои по своим стреляют очень редко, только по приказу.
…Насте тяжело далось это прощание. Она не могла отрешиться от мысли, что расстается с Бираго навсегда. И шепнула «шоколадке»: «Береги себя, мой муж и господин. Неспокойно у меня на сердце». Бираго слегка кивнул и так, чтобы не услышала Клэр, ответил: «Тяжело мне, Настя. Борьба не закончилась… А в Москве тебя будет ждать сюрприз»… Он на африканский манер притронулся своими щеками к щекам Насти и по-европейски поцеловал её в губы.
«Не улетай, Настья…», — умоляла рядом Клэр.
Командир корабля ждал Настю у трапа. Он поднялся за нею в лайнер и передал на попечение стюардессе. Знакомая Насте девушка восторженными глазами смотрела на неё и не знала, чем угодить. Уже после взлета она сообщила Насте, что президент наградил командира корабля орденом, а всему экипажу вручили ценные подарки. «В присутствии представителя нашей авиакомпании, — щебетала авиадевушка. — У него мордашка даже удлинилась».
Встречали Настю Кушкин, Нина, Артем и чиновник из МИДа. Чиновник без особых хлопот и без досмотра провел их через зал прилета для Особо Важных Персон. Его здесь знали и все двери перед ними распахивались как бы сами собой. Михаил Иванович посадил Настю в свою машину, а остальным приказал получить и доставить багаж. По дороге в Москву он сообщил, что особых новостей нет, издательский дом пыхтит и трудится, как хорошо отлаженная машина, из африканских стран поступили заявки на книгу-альбом «Африка», тиража уже сейчас не хватает, надо будет допечатывать. Но это как решит Настя. Руслан Валерьевич передал через Кушкина, что работа над новыми книгами идет строго по графику. Несколько раз звонила Кэтрин Стоун из Парижа, по её словам у неё все идет хорошо, но ей надо обязательно переговорить с Настей. Еще звонил президент банка из Цюриха, у него тоже есть желание пообщаться с госпожой Демьяновой. «Эти банкиры знают все раньше других, — улыбнулся Кушкин. — Он просил поздравить тебя с успешным дебютом в Африке. Он так и сказал: „с успешным дебютом“. Дьявол его знает, что это значит».
— Я тоже знаю, — заметила Настя. — Он имел в виду, что продолжение последует в Париже.
Кушкин, информируя Настю, внимательно следил за дорогой, поглядывал в зеркала обзора, проверяя, не увязался ли кто за ними. Он достал из кармана газетную вырезку и протянул её Насте:
— Это на закуску к новостям.
В небольшой заметке под своими обычными рубриками о происшествиях «Московский комсомолец» сообщал, что в одной из шикарных саун, в которых оттягиваются крутые, произошла настоящая бойня. Три смуглых посетителя уже схватили свой кайф в парилке и за столиком у бортика бассейна закрепляли его винами и закусками в компании весело хихикающих блондинок, когда к ним подошел молодой человек и тремя выстрелами положил всех троих. Охрана беспрепятственно пропустила его, потому что он был безукоризненно одет и вежлив. «Стрелял профессионал, — делал вывод репортер, — на троих три пули и ни на одну больше». Далее шла обычная муть об уголовных разборках и делалось предположение: что-то не поделили митинская бригада с чеченской.
После стрельбы неизвестный налил себе стопку водки из бутылки на столике, произнес: «Чтоб дорога в ад вам была гладкой» и выпил. Охранники сауны стояли лицом к стене, как их и поставил неизвестный стрелок.
— Не рыпайтесь, парни, — сказал он дюжим молодцам-качкам. — Кто они вам, эти подонки, чтобы за них свинцовую примочку схлопотать?
Охранники здраво рассудили, что он прав, и стрелок беспрепятственно ушел.
— Наш герой воюет, — сказал Кушкин, когда Настя дочитала заметку.
— Похоже, — согласилась Настя. — Продолжение последовало?
— Нет, — покачал головой Кушкин. — Как говорится, ни ответа, ни привета.
— Подождем пока, — решила Настя. — Верю, что объявится Уланов.
— Похоже, ты одобряешь то, что он устроил? — с любопытством поинтересовался Кушкин.
— Слава Богу, не перевелись ещё на российской земле настоящие офицеры, для которых честь — превыше всего, а любовь к женщине — святое чувство…
…И вот она шляется в одних трусиках — жарко и душно — по своей московской квартире. Остались в прошлом африканские впечатления, уже несколько смикшированные многочасовым перелетом через огромные пространства. За время её отсутствия легла тончайшим слоем пыль на мебель, устоялся в квартире затхлый, нежилой дух. И холодильник надо бы почистить — продукты в нем не первой свежести. Но самое главное, надо было приниматься за работу, дела не ждали, но очень и очень этого не хотелось, всегда трудно с бала на кухню, из принцессы в посудомойки.
— Артем! — позвала Настя охранника, который, как обычно, устроился в «служебке».
— Иду! — ответил тот.
— Не торопись, — остановила Настя. — Я малость, как говорится, обнаженная. Ты скажи мне, в нашу квартиру никто не пытался достучаться?
— Было такое. Я докладывал Кушкину… Молодой парень засел на лестничной площадке над нашим этажом и выжидал… Я его засек, но схватить за жабры было не за что: он сидел с бутылкой пива и воблой на газете. Сказал, что нашел укромное местечко насчет выпить. Я его турнул и он ушел…
— Ну-ка расскажи, как он выглядел?
Артем добросовестно описал неожиданного лестничного «сидельца», и Настя отметила: это не был майор Уланов: иной рост, иная фигура.
— Позвони Нине Геннадиевне, — распорядилась она, — и предупреди, что мы через час будем.
Надо было работать. Работать надо, черт возьми, а не шляться в разгар дня по квартире в неглиже. Настя подошла к зеркалу и показала себе язык: «ишь, разомлела, тюха-матюха… Тут тебе не Африка, вкалывать надо, Достойная…»