Пуля для бизнес-леди
Шрифт:
— В корректуре одни барышни работают… Они в туалет, а те следят, когда побежали и когда вернулись, чуть ли не по часам засекают.
Леонид тоже улыбнулся, но совсем невесело: не позавидуешь тем парням, которых приставили к высокопоставленной супруге.
Настя выключила телевизор и спросила:
— Можно врубить телефон на минутку? В редакцию надо все-таки позвонить.
Леонид засомневался, но Настя его успокоила:
— Не беспокойся, лишнего не скажу. Но если не обозначусь — ещё подумают, что сбежала, затаилась. А что язык малость заплетается, так это даже нормально — события чрезвычайные и состояние должно им соответствовать.
И вновь Леонид подумал, что не такая уж простушка его дамочка, ой, не простушка.
Настя позвонила в приемную Главного, трубку снял дежурный помощник. Он сообщил, что Главный как уехал с утра, так и не возвращался, дома у него телефон молчит, на даче тоже. Насте стало немного жаль Главного, все-таки неплохой он старик, измотанный, изношенный. И время его прошло…
— Кто распоряжается в редакции? — поинтересовалась.
— Фофанов. Он объявил себя «и.о.» и назначил назавтра редколлегию на 17.00…
Хитер бобер Фофанов, автоматически отметила Настя. Завтра к семнадцати ноль-ноль точно уже будет ясно, чья возьмет.
— Хорошо, что ты позвонила, — вспомнил помощник. — Фофанов тобою интересовался. Он ещё у себя, позвони по прямому.
— Мне сложно, я из автомата, — на ходу придумала Настя. — Скажи ему, завтра позвоню.
— Ты сейчас где?
— Как это где? Конечно, у Белого Дома… Сейчас пойду к зданию СЭВ, потом пройдусь по Арбату…
Настя сочиняла вдохновенно. Помощник Главного все-таки засек её прерывистую речь.
— С тобой все в порядке?
— В полном… А, догадываюсь, о чем ты… Это я с защитничками тяпнула.
С какими и чего «защитничками» тяпнула, она не стала уточнять, бросила коротко «На связь выйду завтра» и повесила трубку.
…На следующий день окончательно определившийся в развитии событий Фофанов сообщил редколлегии, что Настя Соболева всю ночь провела у Белого Дома, рисковала жизнью, в неё стреляли «эти презренные гэкачеписты», но ей повезло — пуля даже не зацепила. Настю произвели в редакционные героини и, когда подошло время, наградили медалью «Защитнику Белого Дома». Настя приняла медаль, не колеблясь, потому что такой же награды были удостоены и Фофанов, и Ленка Ирченко («за половую доблесть» — ржали девки), и ещё какие-то деятели, которые за редакционный порог не выходили. А она все-таки действительно была у Белого Дома, где писалась новая история её страны…
Часть вторая
ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ
Расколотый мир
Суматошное лето перекатилось через зенит и настала осень — тревожная, наполненная ожиданием. Уже пошли дождички, по прогнозам обещали ранние заморозки. Но Москва и без них стыла в холодном безвоздушном пространстве. Похоронили трех пацанов, легших под танки у Белого Дома, утащили-увезли трупы погибших на дальних и ближних подступах к нему, главарей ГКЧП отправили в Лефортово. Сноровистые деятели наспех сколачивали партии, рвущиеся в фюреры проводили запись в «национальную гвардию».
Ельцин ликвидировал своим указом КПСС, и парткомы разного ранга турнули из занимаемых ими зданий. Соболевой вспомнилось пророчество Селюнина: «Мы отнимем у партии её имущество»… Напророчил.
Анастасии не было жаль ни партии, ни её имущества. Неприятно было видеть и слышать, как вертится Горбачев, в одночасье потерявший все — власть, авторитет, положение в стране. Но это, решила сама для себя Настя — его проблемы. Однако она не поддалась и обаянию Ельцина, также в одночасье ставшего национальным героем. Слишком много странных побасенок ходило о Борисе Николаевиче в журналистских кругах, чтобы всерьез восхищаться им. И перед её глазами время от времени возникали сцены, которые она видела у подъездов зданий ЦК на Старой площади.
В день, когда Ельцин объявил о конце КПСС Настя побежала на Старую площадь. Из зданий ЦК вышвыривали аппаратчиков. Высокие партийные чины сбежали заранее, многочисленная охрана растерялась, у неё не было указаний, как действовать, если власть меняется, и новые правители приказывают очистить здание. На Старой площади собрались тысячи возбужденных людей, иные уже изрядно поддали, другие явно впадали в истерику. По кабинетам ходили люди из наспех сформированных по указанию Ельцина сил безопасности России и предлагали всем покинуть помещения, захватив только личные вещи.
Было душно, и явственно попахивало погромом.
Анастасия повесила на грудь свою корреспондентскую карту на шнурке и ей удалось пробиться почти к самым массивным дубовым дверям — огромным, мощным, сложенным из толстых плах, окантованных медью. Они были распахнуты настежь, за ними толпились испуганные, аккуратно одетые в деловую «униформу» — темные строгие юбки, белые блузки — женщины с пакетами и сумочками, не решаясь переступить высокий порог. Массивные двери были рассчитаны на осаду, а сейчас их просто распахнули, и толпа вопила, улюлюкала, визжала, требуя, чтобы женщины вышли к ней. Анастасия понимала, что ещё немного и женщин начнут силой вырывать, вылущивать из дверей как вылущивают зерна из кукурузного початка: одно, второе, третье, а остальные высыпаются сами.
Настя впервые в жизни поняла истинное значение так часто встречавшихся в учебниках истории слов «пропустить сквозь строй». Эти женщины, ещё вчера чувствовавшие себя уверенно, знавшие себе цену в том немногочисленном мирке, который существовал как бы отдельно от остального многомиллионного мира, не понимали, что произошло, за что их так ненавидят и почему хотят растоптать, размазать по Старой площади.
— Вы где работаете?
— В ЦК.
Или:
— На Старой площади.
Эти коротких слов было достаточно, чтобы к ним относились с уважением и маленьким чиновничьим подобострастием, к кому бы они ни обратились. У них были уютные кабинеты, «закрытые» пропускной системой хорошо снабжавшиеся столовые и буфеты, продовольственные заказы, «бронь» на самолеты и поезда, свои поликлиники и больницы, куда их «прикрепляли», путевки в лучшие санатории 4-го Управления Минздрава СССР с большой скидкой. Взамен они должны были хорошо работать и молчать, ибо в этих зданиях буквально все было пропитано секретностью.