Пуля для следователя
Шрифт:
— Да, так вот о съемках. Вам часто приходилось снимать?
— Редко.
— А кого снимали?
— Разных. Татьяну в частности.
— А из мужчин?
— Не знаю, — лениво пожал плечами Эмиль Суренович. — Полагаю, это были какие-нибудь несговорчивые предприниматели или что-нибудь в таком роде. Всякие бонзы, которых можно шантажировать интимными шалостями.
— Снимали вы скрытой камерой. Делали это не по своей инициативе. А только когда просили. Правильно?
— Скажем, приказывали. Оно точнее будет.
— А кто именно приказывал?
— Официально у меня один начальник — Евгений Афанасьевич, глава городской администрации, если угодно, мэр. Но такими же правами он наделил Альберта Васильевича, нашего главного мильтона. Больше мной никто не распоряжается. Тайком для себя я не снимал. Зачем мне это нужно?
— Сейчас нас интересует только Татьяна Земцова. Когда вы ее снимали и с кем?
— Я этого мужика всего лишь два раза видел. Среднего возраста. Волосы зачесаны назад, с большими залысинами. Пухлые губы. Даже не знаю, как описать. Никаких особых примет.
— При встрече вы его узнаете?
— Несомненно.
— Кто просил вас произвести ту съемку с участием Земцовой?
— Альберт Васильевич приказал. Строго-настрого предупредил, чтобы этот редкий гость не заметил, как их снимают. Поэтому я был предельно осторожен. Но мужик при всем желании не заметил бы, хоть его с юпитерами снимай: пьян был в лоскуты.
— Его партнерша тоже?
— Нет! Танька была трезва как стеклышко. Она же контролировала его действия. Мало ли — вдруг он в последний момент передумает? Тогда нужно проявить напор. Хотя когда вокруг голые и такие по-настоящему обольстительные женщины, уже трудно остановиться. Я бы не смог, — признался Матевосян.
Курбатов настолько увлекся его рассказом, что забыл про зуб.
— Скажите, для съемок требуется специальное освещение?
— Какое там специальное, — небрежно махнул рукой Эмиль Суренович. — Я же снимаю не для Каннского кинофестиваля. Хотя такая пленочка там произвела бы фурор, какой-нибудь приз нам точно обломился бы. Сначала Танька и тот мужик плескались в бассейне, оба голые. Они там вдвоем были. У нас сделаны в стене маленькие отверстия, чтобы наблюдать и снимать. Когда вылезли из воды, мужик пытался завалить ее прямо там, на топчане. Этот момент я уже снимал. Но Танька там не дала — по инструкции мужика нужно завести в комнату. А там возле кровати стоит торшер. Поэтому где нужно все хорошо освещено. Вдобавок женщины отбрасывают одеяло, будто в порыве страсти. Так что снимай не хочу.
— Отснятую кассету вы кому отдали?
— Ее взял Гордиенко.
— Копия у вас есть?
— Зачем она мне?!
— Ну а тот человек, который забавлялся с Татьяной, он после того случая бывал в Акуловке?
— Я его не видел.
Курбатов достал из внутреннего кармана куртки несколько фотографий и протянул Эмилю Суреновичу:
— Среди них есть этот мужчина?
Матевосян внимательно посмотрел снимки и уверенно указал на один из них:
— Вот он.
Это была фотография прокурора Селихова.
Глава 8 Переступить черту
Турецкий докладывал Меркулову о ходе расследования по зеленодольскому делу.
— Очень похоже, что задерживать придется всю городскую верхушку: начальника УВД, прокурора и, очевидно, мэра. По признакам статей двести восемьдесят пятой и двести восемьдесят шестой.
Речь шла о злоупотреблении и превышении должностных полномочий.
— Ты меня порадовал, — скептически хмыкнул Меркулов. — Это же в какие тартарары мы катимся? Куда ни кинь, всюду клин. Я сейчас газеты посмотрел: в одной подробно про дело шестерых «оборотней» из МВД, в другой — про кровавое дело, в котором замешаны прокурор и начальник милиции. И вдруг ты с тем же — арестовать всю верхушку.
— А что тут можно поделать? Я же не подтасовывал факты. Они сами, можно сказать, вопиют.
Прекрасно зная характер своего давнего товарища, Турецкий понял, что Константин Дмитриевич удручен сложившейся ситуацией, переживая в данном случае не за себя, не за то, как он будет выглядеть в глазах начальства. Для него огорчительно очередное грязное пятно, замаравшее честь мундира наших «силовиков», которые и без того по уши в дерьме. Психиатры отмечают, что среди всех фобий на третье место вышли с одинаковым результатом криминалофобия и боязнь милиции. Об этом выводе протрубили многие газеты. Причем бандитов люди боятся только в темное время суток, а стражей порядка — круглосуточно. И тут опять — в преступном сговоре вся городская верхушка.
— Слушай, нельзя ли их как-нибудь того, по частям? — с надеждой в голосе спросил он.
Турецкий рассмеялся:
— То есть ты хочешь провести операцию под наркозом. Пожалуйста. Я могу начать с задержания начальника МВД. Однако он на первом же допросе выдаст всех остальных. Так что это маленькое облегчение. Если же серьезно, Костя, их пока можно не арестовывать. Даже хорошо, если удастся последить за ними, выявить связи. Пока там получается разрыв в цепочке. Непонятна роль сына Гордиенко.
— Бывшего моряка?
— Да, капитан третьего ранга. То ли он слишком легкомысленный человек, то ли просто главарь всей этой мафии.
— Легкомысленный? — удивленно вскинул брови Меркулов.
— А что тут особенного? Я же не говорю, что он дебил. Сравнительно легкомысленный по нынешним временам. Сейчас многие самые мудрые люди, уйдя в отставку, проявляют своеобразное легкомыслие. Не удалось приспособиться к нынешним условиям — они начинают пить, гулять. Так и гордиенковский сын. Хватается то за одно дело, то за другое, живет то в одном месте, то в другом. Какой-то он непонятный.
— Кажется, там фигурирует украденный кортик?
— И это тоже.
— На него нужно обратить особо пристальное внимание, — сказал Константин Дмитриевич. — Если он, ничего не соображая в металлургии, пытался стать владельцем завода, значит, у него есть группа поддержки. Поэтому необходимо проверять все его связи. А насчет задержания начальника милиции, прокурора, мэра генеральный не станет возражать только в том случае, если положить ему на стол стопроцентные доказательства их виновности. Девяносто девять процентов недостаточно — нужно сто. А у тебя сейчас, наверное, пятьдесят?