Пуля ставит точку
Шрифт:
— Если речь обо мне, то нет.
— Как это? Вы же не хотите отвечать за это в одиночку?
— Гм… Отвечать за что?
Тут проглянула другая сторона натуры Трэншоу, умелого бизнесмена, так полюбившего гейш. Он явно пришел в себя и решил защищаться.
— Сами знаете.
— Вы заметили, лейтенант, что человеку часто полезно поделиться с кем-то своими проблемами? Когда вы копите их у себя внутри, они кажутся неразрешимыми. Но изложите их…
— Что за глупости, Треншоу?
— Просто реальная оценка положения. И то, что я знаю о законах, подсказывает мне, что вы на скользкой почве. Подумайте,
— Ленты? Но существуют и другие…
— Но они у Джексона. И хоть мы раньше опасались, что вы можете их получить как анонимный дар, не думаю, что он сочтет это разумным на данном этапе.
— Кто ему об этом скажет? Как он узнает?
— Джексон действует не один, лейтенант. Он это дал понять.
— Где он?
— Понятия не имею.
— Значит, вы не хотите мне помочь?
— Сожалею. Вы слишком многого хотите.
— А вы совершаете серьезную ошибку, предупреждаю.
Треншоу приподнял мохнатую бровь. Его удивил тон Крамера, говорившего с ним так свободно и зло.
— Не знаю, какую.
— Ведь факт, что всю вашу компанию мы уже достали, — спокойно сказал Крамер. — Сегодня днем к нам в руки попали пленки и снимки. Ваши лица, и ваши голоса, и "Зеленые манжеты" в качестве фона.
Что же еще, по-вашему, привело меня прежде всего сюда?
— Господи Боже! Но Джексон…
— Он действует не один, вы сами мне только что говорили.
Треншоу сломался. Бессильно сполз на резкое тиковое кресло. Все это было несколько театрально.
Но дело было в том, что Крамер вовсе не был уверен, существуют ли вообще эти записи и снимки. В них просто не было нужды. Профессионалы стремятся достичь результата с минимальным риском, а завезти такое оснащение на Барнато Стрит значило создать возможность скользких ситуаций. Не говоря уже о том, где и как обрабатывать полученные пленки. Кроме того, такие пленки — всегда палка о двух концах, и неизвестно, как обернется дело. Джексон мог быть уверен, что материалы эти ему не понадобятся. Его секретом было то, что он знал, как с кем себя вести, на любых условиях, от несчастного Шу-шу до ленивого доктора Метьюза. От своей манеры он отступил только раз — убил ту девушку. Причем необходимости в этом не было — вряд ли та рискнула бы своей свободой во имя справедливости. Значит, что-то не получилось. Надо выяснить, что.
— Послушайте, Ферджи все хуже, нужно бежать за доктором! — Да Сильва дергал Крамера за локоть. Тот оттолкнул его.
— Вот так, Треншоу. Мы накрыли их, мы накрыли вас. Где Джексон?
— Он…
— Да?
— Он должен был со мной встретиться.
— Где?
— Здесь. Сегодня вечером. После приема.
— Господи, когда конкретно?
Треншоу пытался сосредоточиться. Его трясло.
— Через десять минут.
— Приметы?
— Что?
— Какого он роста? Толстый, худой? Как одет?
— Бабочка… Он всегда носит бабочку. В горошек.
Да Сильва направился к дверям. Крамер, перескочив через стол, швырнул его назад.
Вы что, озверели? Здесь человек умирает!
Крамер не сдержал своей ярости и врезал ему. Забыв обо всем, врезал ещё раз. Потом рявкнул:
— Телефон!
Оторвавшись от созерцания посиневшего Ферпоссона
— Центральная? Вызовите "скорую помощь", тяжелый сердечный приступ, это… — на минутку прикрыл трубку рукой. — Я хочу, чтобы все ушли до того, как появится Джексон. Куда вы перейдете?
— Ферджи нельзя трогать! — запротестовал Да Сильва, который оказался крепче других. — Кроме того, он слишком тяжелый.
Я видел на пленках вас в действии, толстячок, силы у вас хоть отбавляй. Так куда?
Треншоу встал.
— Думаю, в мужскую раздевалку за сценой. Там служебный лифт.
— Алло, станция? Сердечный приступ в мужской раздевалке за сценой. Да. Полиция. Да, что еще? Это срочно? В самом деле? Да, тогда переключите на этот номер.
Да Сильва и Форд уже несли, стараясь держать по-ровнее, Ферпоссона.
— Возьмите его за ноги, — сказал Форд Треншоу.
— Я вначале открою вам двери.
— Не эти, Треншоу, боковые в коридор. И оставайтесь здесь, пока не приедет "скорая".
— Что потом?
Да шевелитесь вы!
Его уже соединили.
Содержание разговоров, тянувшихся по всем двадцати восьми линиям, соединявшим Треккерсбургскую ратушу с телефонной станцией, не стоило того, чтобы отложить журнал для женщин и прислушаться. Все эти бесконечные препирательства о водопроводе и канализации могли быть гораздо короче, если б не большое количество вводных слов. Но одна из бесед оказалась настолько интересна, что запасные наушники натянула даже Мевис, жена сторожа, обеспечивавшая ночную смену крепким горячим чаем.
— Крамер слушает.
— Это вы, лейтенант?
— Поживее, Ван Ниекерк.
— Как это вы меня так сразу узнали? Как там на приеме?
— Говорю вам, живее!
— Минутку, лейтенант, вам кое-что хотел передать полковник…
— Заткнитесь и переходите к делу — мне сказали, что-то срочное?
— В самом деле? Ну, не такое уж и срочное. Надеюсь, вас не оторвали ни от чего важного?
— Сержант, даю вам десять секунд передать, наконец, в чем дело, или я приду и как следует вас вздую. Говорите!
— Слушаюсь, лейтенант. Все дело в том, что ваш кули морочит всем голову.
— Какой кули?
— Приятель Зонди — Муса.
— Ну и что?
— Он трижды звонил и нес всякую ерунду о каких-то краденых сорочках и о Ленни.
— Откуда?
— Откуда звонил или откуда сорочки, лейтенант?
— Осталось две секунды…
— Но должен же я рассказать по порядку… Во всяком случае, я послал Зонди разобраться. Мне это уже осточертело.
— Сержант, я правильно понял? Вы получили сведения о Ленни и послали туда Зонди? Одного?
— Но мало ли что мог нести тот индус! Я думаю, просто врал.
— Зонди с ним говорил?
— Вы поручили мне заниматься только звонками, лейтенант.
От следующих семи слов Крамера был разлит чай и сорваны несколько пар наушников. Но те, что дослушали, тут же опомнились.
— Да, сержант Ниекерк, именно это я и имел в виду. И проделаю это я сам.
— Но за что?
— За то, что вы не только угробили все дело, но и отправили на…
— Да-да? Брошена трубка.
— Лейтенант?