Пуля ставит точку
Шрифт:
— Своего брата.
— Но это был не он, а убийца.
— Ван Ниекерк нашел ответ и на это. Трюдо сказал, что этот тип линз, с нарисованной радужкой, годится только при дневном свете, потому что у них очень маленькое поле зрения. Фартинг клянется, что в квартире горела только одна лампа, и то в её комнате.
Предположим, она была в постели, ожидая кого-то — ну, своего брата. Слышит стук. Встает. В одной ночной сорочке идет в прихожую и открывает дверь. Свет падает сзади, а с теми линзами снаружи вообще ничего не видно. Слышит голос, который кажется ей знакомым. Отойдя от двери, спешит обратно в постель, потому что холодно — а в воскресенье вечером было холодно.
— Могу это себе представить, — перебил его полковник. — Ее зрачки расшириться просто не могли, она ослепла. Да, ничего бы не произошло, не жди она посетителя. Если это был её брат, почему не вошел?
— Наверно, боялся. Может быть, что-то знал.
— Еще вопрос — как они могли узнать о его визите?
— Могли сами сообщить им о встрече заранее. Или кому-то одному.
— Девушке?
— Да.
— Так много проще — видимо, так и было. Допустим, сказали, что брат придет в одиннадцать. Она слышит стук, открывает дверь, возвращается в постель — и готово.
— Им нечего было опасаться после того, как двери открылись.
— Все это правильно. Но мы все время говорим "они". О ком, собственно?
— Я не знаю, господин полковник. О какой-то гангстерской банде.
— Сегодня среди них немного таких, кто будет возиться с такими сложностями. Намного проще было бы убрать её машиной.
— Она почти никуда не ходила.
— Но вы понимаете, что я имею ввиду.
— Да, полковник. Но что, если ганг ведет большую игру?
— Это все выдумал Шу-Шу? По-моему, все это ерунда.
— Но Мкизе убил Шу-Шу не из-за ерунды.
— Думаете, Шу-Шу пришлось умереть из-за того, что он знал не только о тех, кто его искалечил? Нет, не верно. "Паровой каток"… Ха! По-моему, это просто мыльный пузырь.
Деланно усмехнувшись, Крамер сказал:
— Мы все-таки оба согласны с тем, что этот Ленни, возможно, мог бы ответить нам на многие вопросы, включая и этот.
— Верно.
— Тогда вы согласны, чтобы мы с Зонди поехали в Дурбан и попытались его найти?
Все это время что-то томило полковника, хотя Крамер был необычно любезен — или именно поэтому. Он словно ждал, что за удовольствие придется платить. Теперь узнал, чем.
— Меня удивляет, что вы вообще спрашиваете об этом, лейтенант.
— Уголовная полиция в Порт Наталь не приветствует вмешательства с нашей стороны. Могут возникнуть проблемы.
— Как в прошлый раз? Думаете, я об этом не знаю? Капитан Потгейтер заявил, что вас больше не хочет там видеть. Им хватает проблемы с представителями печати — а с теми справиться нелегко.
— По правде говоря, я думал скорее о проблемах административного характера. Прекрасно знаете, что бригадный генерал помешан на соблюдении порядка.
— Могу себе представить, что вы имели ввиду.
— Вот именно. Что касается дела, не вижу проблем — заберем его и назад.
— А что, если вас обнаружит капитан Потгейтер? Что тогда?
— Скажу, что наверху вы все решили. При вашем звании он не посмеет усомниться.
— Но если все так просто, почему не сделать это Потгейтеру вместо вас?
— Мне казалось, что доклад будет выглядеть лучше, если все заслуги достанутся нашему отделению.
Полковник, поморщившись, взглянул на него. Снова он проиграл. Ну ничего, придет время, и он на Крамере отыграется.
— Я позабочусь об этом, лейтенант. Но вы можете дать мне сейчас материал для доклада генералу?
— Думаю, нет. Слишком рискованно — все ещё висит в воздухе. Но вы мне здорово помогли. Спасибо.
— Не слишком обольщайтесь. Что, если вы Ленни не найдете?
— Тогда возьму его фотографию и организую поиски в других местах. Здесь, например.
— А если все равно не найдете?
— Тогда будем знать, что, скорее всего, кончил также, как и сестра. Это лучше, чем ничего.
— Гм, я вам должен кое-что сказать, — полковник поигрывал ножом для бумаг. — Если вы не разберетесь в этом деле до завтрашнего вечера, я брошу на него все отделение. Не забывайте, что мое заявление для печати, из-за которого вы устроили такой скандал, оказалось для вас лучшей помощью. Без него у вас не было бы ни старухи, ни брата.
Это был реванш.
Ван Ниекерк ждал Крамера с телеграммой в руке.
— Что-то случилось, лейтенант?
— Ерунда. Что сообщает Дурбан?
— Почти все мы уже знаем. Леон Чарльз Френсис получил год исправительных работ в Дорингбоне за кражу — и, пока там сидел, заработал четырнадцать ударов палками.
— Дайте сюда.
— Шесть — за преступление против нравственности, и восемь — за разбойное нападение.
— Дайте сюда, я сказал!
Вырвав телеграмму, Крамер уставился на нее. Еще там было:
"После отбытия срока в трех случаях привлекался по подозрению. Нападение, дважды в следственном изоляторе. Оправдан по недостатку улик. Вероятно связан какой-то бандой. Образ жизни соответствующий."
И все.
— На большее они не способны?
— Нет, он ведь мелкая шпана, как говорится. И в Треккерсбурге таких более чем достаточно, не можем же на всех заводить дело!
— Может и так. Но недостаток улик указывает, что он знает свое дело.
— Ну да. Я и не говорю, что он паинька.
— Значит, показывать это кое-кому не надо. — Крамер взглянул в сторону запертой двери.
— Она о вас уже спрашивала. Можно ли ей вернуться домой.
— Нет, пока не заполучим сыночка. Он запретил ей ехать сюда, и никто не знает, что может сделать теперь.
— И что с ней делать, лейтенант? Отправить в камеру?
— Оставьте это мне. Кстати, как у вас планы на вечер?
— Хотите, чтоб я поехал в Дурбан?
— Честно говоря, мне нужен кто-то здесь, на случай, если что случится.