Пуля
Шрифт:
Сергей не очень активно расспрашивал меня о моих дальнейших планах на будущее, но я часто ловил на себе его настороженный колючий взгляд, когда я разминал пострадавший пальцы. Поначалу пальцы, на которые я возлагал такие надежды, слушались плохо. Травмированные в катастрофах и перестрелках руки плохо реагировали на команды мозга. Утешением мне служили лишь мысли о том, что мои враги никуда не денутся, да пример Умы Турман, восстановившей подвижность после длительной комы всего то за пару часов. Просматривая "Убить Билла" я впервые поймал на себе взгляд Сергея, уставившегося на мои пальцы, непроизвольно сжимающиеся и разжимающиеся.
Это случилось в самом начале сентября, когда мы с Сергеем снимали с яблонь урожай. Яблонь на участке Сергея было три, но одна давно не плодоносила, а он почему-то не хотел ее выкорчевывать. На другой росли желтые и почти прозрачные яблоки. Если посмотреть сквозь такое яблоко на солнце, то оно светилось, словно желтая лампочка из елочной гирлянды, а семечки просвечивали маленькими темными пятнышками. На этой яблони плоды были сладкими и трескающимися от сока. На второй яблоне, колоновидной и более высокой, яблоки были красными и сочными с кисловатым вкусом. Я все порывался спросить у Сергея название этих сортов, но все забывал.
С самого утра Сергей как-то странно посматривал на меня. Даже спиной, обрывая с веток плоды, я чувствовал спиной его взгляд. Не могу сказать, что мне это нравилось. Я уже привык не доверять людям и даже сейчас, после сколького времени, не мог доверять Сергею полностью. Два колючих буравчика то и дело сверлили мне спину, но я делал вид, что не замечаю этого.
Яблок больше почти не осталось. Только на самой верхушке висело несколько штук, но на после потрясывания веток, они упорно держались на своих плодоножках, и падать вниз отнюдь не собирались. Я слез со старой табуретки, стоя на которой собирал урожай и, подняв наполненную яблоками старую плетеную корзинку, направился к дому. Буравчики сверлили мне спину почти нестерпимо.
На тихий свист я обернулся мгновенно. Глаза даже не успели толком заметить этого замаха Сергея, а рука уже рефлекторно вытянулась вперед. В нее с силой ударило что-то небольшое, круглое и твердое, что я непроизвольно сжал. Под пальцами затрещало и ладонь мгновенно стала влажной и липкой. Собака, лениво лежавшая до сего момента рядом с Сергеем, вскочила с места и настороженно смотрела на меня. Я разжал пальцы… Раздавленное яблоко упало к моим ногам.
Брови Сергея дернулись вверх, а губы искривились в пародии на одобрительную улыбку. Я с минуту смотрел на него, не отводя взгляда. Собака, видимо почувствовав мое настроение, глухо зарычала, подняв шерсть на холке. Я мотнул головой, и наваждение такой привычной пару месяцев назад слепой ярости, схлынуло, уступив место тихим ходикам, медленно и равнодушно отчитывающим ход чье-то жизни с сухим клацаньем стрелок… или затвора, что в принципе, почти одно и то же… Я медленно развернулся и пошел к бадье с водой, опустил туда ноющую руку и бессмысленно глядя на плавающие в воде березовые листья, смыл с уки липкий яблочный сок. Сегодняшняя ситуация дала понять одну простую вещь — мне пора было уходить.
Я проснулся утром, около шести часов. Сергея в домике не было. На столе под старой тряпкой, заменявшей нам посудной полотенце, стояла пластиковая бутылка с молоком, несколько помидор, картошка в мундирах и несколько сотенных купюр. Я быстро съел все, что было, вымыл чашку и вышел из дома. Самым коротким путем я отправился к городу, решив не пользоваться общественным транспортом, на котором обычно ездили дачники. Впрочем, до города было не так далеко. Через пару часов я должен был дойти до конечной остановки троллейбуса. Там я бы уже не бросался в глаза никому, тем более, что внешний вид за эти месяцев у меня пришел в норму.
Выходя из дачного поселка, я не выдержал и обернулся. На краю тропинки стояли сухопарый мужчина в пятнистых штанах цвета хаки и большой черной собакой, которые молча смотрели мне вслед.
Хватит игр. Именно эта мысль пришла мне в голову, когда я, сидя в полупустом троллейбусе, тупо глядел в окно. Развлечения, которые я устроил сам себе, слишком дорого обошлись для дорогого мне человека — Кати. Первое, что я должен был выяснить, вернувшись в гущу событий, что случилось с Катей. Потом, если конечно, у меня будет это "потом", нужно завершать эту свистопляску. Хватит игр…
Денег было мало. Даже для нескольких дней ожидания, слишком мало. Придется опять впадать в летаргию и выжидать, пока в поле зрения покажется нужный мне субъект. Хуже другое. Я уже не мог ввергнуться на свою квартиру и забрать все необходимое мне снаряжение. Плохо… хотя…
Троллейбус наконец-то тронулся с места, очевидно водитель и кондуктор решили, что больше пассажиров на конечной остановке они не соберут, а может, и график движения подошел. Кондуктор злобно косилась на меня, потому что все купюры у меня были по сто рублей, а сдачи у нее не было. Целых три остановки она безуспешно старалась разменять сотенную купюру у полусонной старушки с котом в кошелке, женщины с усталым и сердитым лицом и мужчины полубичевской наружности, потом плюнула, вернула мне сотню, но при этом смотрела как Ленин на буржуазию — презрительно и с нехорошим прищуром.
Троллейбус подбросило на ухабе, что заставило меня очнуться. Куда я еду? Настоящее снова навалилось на меня, но я был в своем обычном рабочем состоянии. Шестеренки в мозгах прокручивались легко, без скрипа и задержек.
В квартиру я вернуться не могу. Там остались деньги, одежда, телефоны и, самое главное, два пистолета и "Калашников". Черт с ними! Все равно в том плане, который я собирался осуществить, ничему этому не было места. Теперь мне не нужна была маскировка, показательные выступления во имя всеобщей неразберихи и устрашения. Теперь я должен был предстать перед широкой общественностью в своей привычной роли, которая мне удавалась с невероятной виртуозностью — ролью снайпера. А для этого мне нужна была моя винтовка, мой любимый, пристрелянный "винторез", девятимиллиметрового калибра, с интегрированным глушителем, с почти полукилометровой эффективной дальностью стрельбы. А винтовка была спрятана у Дрюни на даче в душилке. Вряд ли он ее перепрятал, но проверить это надо было.
До дачи я добирался окольными путями, с многочисленными пересадками, сбивая с хвоста возможных преследователей — ведь встретили же нас на базаре ребятки Сытина чисто случайно. Мало ли кто еще знает меня в лицо, особенно сейчас, когда уже наверняка все знают, кто заварил эту кашу. Даже если они верили в мою кончину, то для профилактики стоило бы оклеить моими портретами весь город. Во всяком случае, я бы так и сделал.
На даче было тихо. Поблизости не было ни одной живой души. Участок радовал громадными сорняками, среди которых инородными телами выглядели листья тыквы и поникшие без полива грядки с луком и морковкой, хилой и тонкой, как крысиные хвосты. Соседние участки выглядели не лучше. Слава Дрюни шла впереди него. Если вокруг, по сути, не было ни одного целого дома, то его дача стояла нетронутой. Я медленно пошел к душилке, памятуя о возможных Дрюниных сюрпризах, и не ошибся в своих ожиданиях. Между дохлыми кустиками смородины, по пути к душилке, была натянута тонюсенькая проволочка. Не гляди я под ноги, не ожидай подвоха, то наверняка оборвал бы ее, а еще через секунду беседовал бы с ангелочками или, что более вероятно, парился бы в котле в обществе чертей. Криво усмехнувшись, я перешагнул через ловушку и, усилив бдительность, подошел к душилке. К двери была примотаны еще две проволочки — одна столь заметная, что я невольно засомневался в ее подлинности. Проверив, я обнаружил, что она ни к чему особенному не ведет. А вот вторая, менее видимая, была примотана к крючку на внутренней стороне двери. Любой, кто распахнул бы дверь шире, чем на двадцать сантиметров, взлетел бы на воздух.
В душилке я копался недолго. Винтовка оказалась в тайнике, замаскированным не столь уж и виртуозно. Впрочем, я знал, где искать. Кроме того, в тайничке лежал еще один подарок, так называемый бонус — сверток, в котором в промасленной тряпке я обнаружил "гюрзу" — хорошую штуку для ближнего боя против облаченных в бронежилеты противников. Я вынул обойму пистолета. К сожалению, патронов в ней было ровно половина — всего девять. Я тяжело вздохнул, с восемнадцатью было бы проще.
Я сходил на дачу, нащупал ключ под крыльцом, и войдя внутрь, медленно прошелся по комнатам. В доме Дрюня сюрпризов не оставил. В комнате, где я спал, оставался мой рюкзак. Я взял его и сложил в него разобранную винтовку. Тяжело вздохнув, я взвали рюкзак на плечо. Таскаться с винтовкой было тяжело и недобно, но предвидеть, когда она понадобиться я не мог. Рюкзак привлекал внимание, чего мне совершенно не хотелось. Пистолет я сунул за пояс, памятуя о том, что постоянно попадал в ситуации, когда наличие пистолета было бы крайне желательно. Заперев дом, вновь прицепив ловушки на место, я отправился в город.