Пункт назначения 1978
Шрифт:
До жучка было подать рукой. Он лежал недалеко от нижней площадки пожарной лестницы и был окончательно, бесповоротно разбит. Столкновение чуда советской промышленности с асфальтом оказалось фатальным. А, значит, на этот вечер я остался без света. Где бы найти свечу или другой фонарь? Здравая мысль, что раньше свет мне не сильно помогал, едва появилась и пропала. Пусть так. Но со светом спокойнее.
Я нагнулся и поднял фонарик. Ногой машинально спихнул осколки в траву, а потом посмотрел вверх, туда где было окно второго этажа. И вновь во мне
А вдруг окно заперто? Попытался вякнуть здравый смысл. Что тогда? Но я его слушать не стал, лишь взвесил в руке жучок. Тяжелый. Самое оно. И решительно полез наверх.
Лестница привела меня под окно закрытой комнаты. Там мой пыл слегка подугас. Я оперся руками о раму и нерешительно заглянул внутрь. Мог бы и не стараться – стекло было грязным, что снаружи, что изнутри, видно сквозь него было плохо.
В глубине комнаты у дальней стены угадывался большой платяной шкаф. Недалеко от окна стояло пианино. Напротив – сложенный диван-книжка. Под окном виднелся стол, застеленный бордовой скатертью.
Я даже примерно догадался какой – мягкой, плюшевой, с длинной шелковой бахромой по низу. Очень похожая была у моего деда. Осталась она от тех времен, когда была жива бабуля.
Больше ничего разглядеть не удалось. Я подергал раму. Закрыто, что и не удивительно. Здравый смысл шептал: «Все, Олег, поиграл в супермена и хватит. Слезай». Но кроме здравого смысла было еще и упрямство.
Я послал все к чертям, перехватил поудобнее жучок и размахнулся…
– Олег! – Донеслось снизу. – Не делай глупостей. Не надо.
Я обернулся. Во дворе стоял дядя Толя. Возле ног его крутился Юлька.
– Слезай, парень. Слезай. Иначе потом будешь жалеть. – Голос его звучал устало.
Почему-то сразу захотелось послушаться. Весь запал, вся решимость исчезли без следа. И я полез вниз.
Дядя Толя ждал меня у подъезда. В его взгляде не было ни осуждения, ни укоризны. Совершенно неожиданно в нем читались поддержка и понимание.
Юлька шагнул мне навстречу, радостно завилял хвостом и подсунул под руку лобастую голову – гладь. Я машинально потрепал его между ушами, принялся наглаживать. Пес прижался к моей ноге. Он совершенно искренне признал меня своим.
Что сказать, было не понятно. Совсем не хотелось оправдываться. Вот не чувствовал я себя виноватым. Не было мне стыдно. Ни капли. Ни чуточки.
Дядя Толя заговорил первым. Оказалось, мои оправдания ему были не нужны.
– Олег, не лазил бы ты туда. Не надо.
– Почему? – само собой вырвалось у меня.
Он как-то стыдливо потупился, ему было неудобно.
– Не надо, – повторил он, – дурное место. Столько лет закрыто, пусть так и остается. Не ровен час, накличешь…
Накличешь? Вот это новости! Да что такое здесь произошло? Чего я не знаю? Жутко хотелось спросить: «Вы тоже его
– Вы о чем?
Сосед смутился окончательно и ушел от ответа:
– Не важно, сказал он. Забудь. Просто, не стоит разбивать окно. Не стоит туда лезть. Проблемы с милицией не нужны ни тебе, ни твоим родителям.
Он свистнул пса, ухватил его за ошейник и поспешно ушел в подъезд. Больше всего это напоминало бегство. Я остался стоять снаружи, пытаясь сообразить, как все это понимать.
Квартира встречала меня распахнутой дверью. Я ее прикрыл, но запирать не стал. Зачем? Все равно никто не полезет. Фонарик выложил на стол. По-хорошему, его следовало бы выкинуть, но не поднималась рука. Совершенно не чувствуя вкуса, сжевал бутерброды, допил какао.
Какое-то время просто сидел, глядя перед собой. В голове была пустота. Никаких идей. Потом всплыла фраза, брошенная цыганкой: «Сорок лет будешь помнить-вспоминать!» Сорок лет? Ну уж нет. Хватит. Второй раз я не хочу через все это пройти. Не хочу!
Я отодвинул от себя чашку, не глядя в зеркало, прошел сквозь коридор, зашел в спальню. Там быстро переоделся, не особо думая, что надеть. Машинально заправил кровати – и свою, и Иркину. Раздвинул шторы. Поймал себя на том, что словно специально оттягиваю момент, невесело усмехнулся и направился в спальню родителей.
Сколько там цыганка хотела денег? Пять рублей? Будут ей деньги. Мне уже на все было плевать. Главное, потом не придется думать, что мог все исправить. Мог, но не сделал.
Я достал из сумки матери кошелек, выудил оттуда пятерку, немного задержался и взял еще рубль. Рублем меньше, рублем больше, все равно это – кража. А фонарик надо купить. Позвенел в кармане мелочью, оставшейся от покупки мороженого, засунул туда же бумажки и решил, что денег должно хватить на все. А не хватит, возьму еще. Какая теперь разница?
Двор, гаражи, пустырь… В этот раз я ничего этого не запомнил. В голове кружился хоровод мыслей – одна бестолковее другой. Я, как сомнамбула, просто шагал, не разбирая дороги. Ноги несли сами. Очнулся уже возле оврага, на самом краю. Глянул вниз и едва не отчаялся – табор почти полностью снялся с места. Не дождался. Уехал. Не было детей, резвящихся в ручье, не было разложенных вещей. Не было шума. На дне стояла одинокая повозка. Пожилой цыган неспешно запрягал лошадь.
Как сбежал вниз, как не упал, как не полетел кувырком, не знаю. Затормозил у самого борта, схватил единственную свою надежду за рукав, практически выкрикнул:
– Мне нужна…
И тут же замолк ошеломленно. Я понятия не имел, что сказать, кто мне нужен. Как объяснить? Но оказалось, что это совсем не требуется. Меня узнали. Меня ждали.
– Пришел… – цыган недоверчиво покачал головой и наставил на меня палец. – Удивил. Думал, не придешь, не поверишь. Поверил, значит. Погоди, сейчас позову.