Пункт назначения 1978
Шрифт:
– Пересыпать надо, – заметила она и протянула мне кисет.
Я растянул шнурок и внимательно разглядел вещицу. Ничего особенного. Сделан он был совсем примитивно – кусок кожи, сложенный пополам, прошитый грубой ниткой швами наружу. К горловине приделана петелька, в которую продет шнурок. Все. Ни надписей, ни украшений, ни охранных знаков. Ничего. Мешочек и мешочек.
Горловина его была совсем узкой. Сыпать соль туда через край не имело смысла – половина окажется на траве. Я вновь поставил тарелку на землю, присел на корточки, подцепил порошок щепотью и принялся ссыпать
– Придешь домой, протрешь зеркало, – сказала она.
Я взял тряпочку, немного замешкался, но все же убрал в карман брюк. Мешочек спрятал в нагрудный карман рубашки. И испытал странное чувство. Неужели у моей проблемы такое простое решение?
– Поможет? – Мой вопрос не удивил цыганку.
Лачи пожала плечами.
– Поможет. Только смотри, чтобы дверь никто не открывал. Туда лучше никому не заходить. Накликать можно…
Накликать? Что за черт! Второй раз за день мне об этом говорят. Я придвинулся ближе, почти вплотную, и спросил:
– Что там произошло? Вы знаете? Откуда взялась эта тварь?
Лачи пристально посмотрела на меня, что-то для себя решила и потребовала:
– Дай ладонь.
Я протянул ей руку. Почему-то левую. Цыганка довольно кивнула.
– Хороший знак.
– Что? – Не понял я.
– Левую дал, – сказала она и тут же пояснила. – На левой написано все, чем одарил тебя Боженька. На правой, – она перехватила вторую мою руку, – то, что ты сам сотворил со своей жизнью. Смотри!
Это было откровением. Никогда о таком не слышал. Я с удивлением уставился на свои ладони. Что я мог там увидеть? Почти ничего. И совсем ничего не смог понять. Разве что… У меня изумленно полезли на лоб глаза. На правой ладони было две линии жизни. Две! Первая длинная, почти до запястья. Вторая короткая, не больше трети от первой.
Я перевел взгляд на левую руку, там линия жизни одна. И была она куда длиннее правой, пересекала всю ладонь, убегала на запястье.
Первая мысль появилась – охренеть. Вот оно, оказывается, как. Две жизни, две линии… Только почему одна такая короткая?
Додумать мне не дали.
– Не жалей об этом, – сказала Лачи, – правая рука всю жизнь меняется. Кто знает, что будет дальше?
Она отпустила одну мою ладонь, оставив себе лишь левую, закрыла глаза и замерла. Я тоже замер, как и весь мир вокруг. Казалось, даже время остановило свой бег.
Продолжалось это один миг или целую вечность. Кто знает точно? Кто скажет, чем одно отличается от другого? Никто. Лачи выпустила мою ладонь.
– Не вижу, – сказала она с сожалением, – эта страница жизни закрыта от меня. Знаю только, здесь ОНО не по твою душу.
Тоже мне откровение, это я и сам прекрасно знал. Следующий вопрос уже рвался у меня с губ:
– Я с ним справлюсь?
И снова в ответ совсем не то, что хотелось услышать.
– Ты можешь с ним справиться. Это тебе по силам. Остальное зависит только от тебя.
От
– А с этим, что делать?
– Ждать. – Лачи накрыла мою ладонь своей. – Просто ждать.
Потом она развернулась и забралась в возок. Легко, проворно, словно только что и не хваталась за поясницу.
– Прощай, – кивнул мне цыган.
Он отвернулся и причмокнул губами. Лошадь тронулась. Скоро я увидел Лачи сидящую на краю возка.
– Чего ждать? – прокричал я.
– Когда придет время, ты все поймешь сам. Просто рассыпь соль.
– Зачем вы мне помогаете?
Я реально не мог этого понять.
Лачи сверкнула глазами, усмехнулась.
– Боженька велел делать добрые дела…
– А если бы я в тот раз отдал вам деньги, вы бы мне тоже помогли?
На этот раз она усмехнулась куда откровеннее.
– Не спрашивай о том, чего не случилось. Думай о том, что есть.
А после залезла в возок.
Прощаться она не стала. Я тоже больше не проронил не слова. Только думал: «Надо же, Боженька ей велел». Цыгане и добрые дела в моей голове слабо сочетались между собой. Но пусть так… Кто их разберет?
Возок удалялся, медленно, неспешно. А я стоял и смотрел ему в след. В какой-то момент мне показалось, что он просто исчез, растаял в вечности. Я убрал руку от рубашки. Под пальцами что-то зашуршало. На траву, мне под ноги упал рубль. Тот самый рубль, что я отдал цыганке.
Сегодня ей и правда не были нужны эти деньги. Мои губы прошептали:
– Чудны дела твои, Господи, чтобы цыганка и не взяла денег! Разве такое бывает?
Глаза меня убеждали, что бывает. Я поднял последний рубль, сунул ладонь в карман брюк – тряпица была на месте. И значит, мне ничего не причудилось, не приснилось. Нагрудный карман оттопыривал мешочек.
Я огляделся, чуть в стороне обгорелой кучкой лежал камышовый пух. Рядом валялся раздавленный коробок. По траве были рассыпаны спички.
Базар я прошел без остановок. Лишних денег не было, а соблазнов вокруг хоть отбавляй. На выходе опять сидели неизменные бабки с семечками. Только мне сегодня не были нужны ни они, ни их товар. Я перешел дорогу и остановился возле сельпо.
У крыльца без дела слонялась троица унылых субъектов в ожидании чуда под названием «Русская». Правда, объект мечтаний получить они не могли – на двери, с той стороны, за стеклом, висела самодельная табличка – кусок фанерки с приделанной сверху веревкой. На ней красным суриком было написано: «Закрыто на прием товара».
Я тысячу лет не видел таких табличек. Из чего их только не делали магазинные умельцы в советском союзе: из фанеры, картона и даже из оргстекла. Сейчас такое осталось лишь в глубинке, где сетевая торговля не успела убить маленькие магазинчики.
Следом за мной подтянулась молодая мамаша с коляской.
– Закрыли, – расстроилась она, – не знаете, надолго?
Я не знал.
– На двадцать минут, – ответил один из троицы и пожаловался: – только что закрыли, мы совсем чуть-чуть не успели.