Пупок
Шрифт:
— Я, наверное, вас утомил разговором, — спохватился Богаткин.
Они сидели на уединенной скамейке в Парке культуры. Поодаль с воем проносились снаряды заграничных аттракционов.
— Ну что вы, Юрий Тарасович! Я вам признаюсь, что вы — самый умный человек из всех, кого я встретила в жизни.
— Я пригласил бы вас в кино, — сконфузился Богаткин, — но в кино хамство, дурацкие комментарии, спертый воздух, заплеванный пол. Билетов нет ни на сегодня, ни на завтра. Нужен блат, связи, наборы шоколадных конфет. С кафе то
— Тише! — вскрикнула Лидия Ивановна.
Непонятно откуда взявшись, мимо них прошли Арутюнов, Харкевич и Жданов. В воздухе пахнуло лещом и пивом.
— Засекли, — сказала Лидия Ивановна.
— Сволочи, — сказал Богаткин.
— Я сильнее, чем вы думаете, — посмотрела ему в глаза Лидия Ивановна.
— Я думаю о вас хорошо, — заверил ее Богаткин.
— Если бы вы вместо ваших очков носили пенсне, то, извините, вы бы были похожи — знаете, на кого? — на Чехова!
— Может быть, я и есть Чехов, — загадочно улыбнулся Юрий Тарасович.
5
— Есть колбаса, сыр, яйца, земляничное варенье, бутылка чачи… Да! Как я могла забыть! — лицо Лидии Ивановны исказил неподдельный ужас. — Есть кусок холодной телятины!
— Я вовсе не голоден, — мягко сказал Юрий Тарасович. — Вот если бы чайку…
— Чайник сейчас закипит. А к чаю? Земляничное варенье будете? — Страшная горечь отразилась на лице Лидии Ивановны: — Правда, оно прошлогоднее…
— Я не любитель сладкого.
— Тогда рюмочку чачи. Я тоже за компанию…
— Нет, лучше чаю.
— И чаю, и чачи… Она, правда… — судорога испуга пробежала по лицу Лидии Ивановны, — с запахом.
Богаткин сидит в мягком кресле. Вокруг чистота, цветы в горшках, горит люстра. И ни следа подполковника. Кажется, в общей сложности три комнаты:
— А может быть, вы — кофейник? — вдруг встрепенулась Лидия Ивановна. — То есть, я имею в виду… люди делятся на чайников и кофейников.
— Я — чайник! — объявил Богаткин. Лидия Ивановна поставила Моцарта. Пластинка шипела.
— Должна вам сказать, — сказала Лидия Ивановна, кусая губы, — что я — глубоко несчастный человек.
Богаткин понимающе закивал головой. Прошло минут пять. Он все кивал и кивал. Перестав, сказал почти с восхищением:
— Моя жена, Кира Васильевна, — фантастическая дура!
— Не надо так, Юра, — сказала Лидия Ивановна. Они помолчали, прислушиваясь к Моцарту.
— И все-таки в жизни есть Моцарт, цветы и даже… — Лидия Ивановна вдруг рассмеялась несчастным смехом, — представьте себе, любовь.
При слове любовь Богаткин встал, не зная, что делать с руками. Лидия Ивановна застонала и кинулась к Моцарту:
— Не те обороты!
6
Подполковник Сайтанов сидел в кресле, повесив на ручки кресла голые ноги, обутые в офицерские сапоги.
— Это же прямо слов таких не сыщешь! — трепетала перед ним совершенно голая Кира Васильевна, на шее которой болтался пышный лисий воротник с осклабившейся мордой. — Я даже теряюсь, с чем сравнить? с кабачком? торпедой? дирижаблем?
— Пусть будет дирижабль… — рассудил подполковник Сайтанов и ласково шлепнул Киру Васильевну дирижаблем по носу.
7
— Что??? — вылупилась блеклая блондинка с черными корешками волос, приподнимая тяжелое сорокапятилетнее тело из горячей ванны.
— Иначе — не получится, — печально сказал Юрий Тарасович, сидя в ванне напротив нее.
— Ты соображаешь, что ты мне предлагаешь?!
Вода капала с обвислых сосков.
— Но иначе…
— Что значит иначе? Ты сказал: там холодно. Ладно. Хотя, Юра, там, в постели, было тепло. Пошли сюда. Здесь Африка!!! Я первый раз в жизни сижу с мужчиной в одной ванне. Ты сказал, что любишь меня…
— Сказал.
— Можно ли любить женщину, Юра, и предлагать ей такую вещь? Я не знаю, почему я тебя не волную… Мой муж, допустим, мужик и подонок, но я ничего подобного от него не слышала… Это же, Юра, пойми меня правильно — зверство. Как ты мог такое предложить мне, Юра?
— Прости, — сказал Богаткин.
— И ты своей жене тоже такое предлагаешь?
— Она сама просит, — честно ответил Богаткин.
Озадаченная, Лидия Ивановна снова погрузилась в воду.
— Чудовищно… — пробормотала она. — А мы всегда в темноте, совестясь… Мой муж вообще человек стыдливый, на пляже стесняется переодеться. Ходит, ищет кусты погуще…
— Монах, — засмеялся Богаткин.
— Нет, в этом смысле он чистый человек… Ты себе не представляешь, как ты меня унизил!
Она заплакала.
— Ты меня любишь?
Богаткин помедлил с ответом.
— Почему ты молчишь?
Богаткин молчал.
— Юра, ты меня любишь?
— Прости, — сказал Богаткин. — Я тебя не люблю.
Лидия Ивановна перестала плакать.
— Уходи. Немедленно, — сказала она мертвым голосом.
Богаткин с шумом встал из воды, пряча стыд в горсти, как детскую соску-пустышку.
8
Проскакал с песней подполковник Сайтанов.
Прошел Федот Губернаторов, положительный персонаж моего романа.
Прошли Шверник и Шварцман.
Прошел и Глинка. Коварный тип.
Промчалась Бондаренко. Метнула на ходу:
— Усова не видели?
Прошла Сайтанова с припухшими железами.
— Ну, что, вставил ей? — спросил Арутюнов, все еще пахнущий лещом и пивом.
— Вставил, — сказал Богаткин.
— Ну, и как? — поинтересовался миниатюрный Харкевич.