Пурга в ночи
Шрифт:
Шквал восторженных криков, встретил эти слова. Перепечко и Бирич перешептывались. Струков невозмутимо продолжал есть, словно вокруг него ничего не происходило.
Бородатый снова ударил по столу:
— Ша! Замолкни!
Все послушались его. Бучек воспользовался этим и быстро спросил:
— Разве вы меня не знаете? Разве мне не верите? Ничего не пойму.
— Знали, верили, — бородатый был зол. — А теперь точка. Ты снюхался с Мандриковым и катись к нему, а мы себе сами хозяева. И еще скажи, что мяса мы ему не дадим.
— Какого
— Не морочь нам башку! — закричал Малинкин. — Ишь, дитятей притворяется, несмышленышем! Не дадим мяса, ежели даже со своими пулеметами придете. Не дадим!
— Подождите, товарищи! — крикнул Бучек. — Я не понимаю, что вы говорите.!
— Правду, — Бородач снова ударил по столу. — А коли не понимаешь, то дуй до своих дружков. Они тебе все и растолкуют. Покеда!
Бучек хотел возразить, но шахтеры зашумели, послышался пронзительный свист, и ошеломленному Бучеку ничего другого не оставалось, как уйти. За ним последовал Евтуги, Бучек не видел, с каким торжеством смотрели им вслед Перепечко, Бирич и остальные колчаковцы. Струков ел с прежним видом. Шахтеры провожали Бучека одни угрюмыми, другие виноватыми глазами.
Когда за Бучеком и Евтуги захлопнулась дверь, шахтеры загалдели, и в этом шуме Перепечко и Струков уловили неуверенность. Кто-то проговорил:
— Напрасно мы так его. Он же с нами всегда и…
— Бучеку-то верить можно, — добавил другой, но тут вскочил Перепечко:
— Вы знаете, что творит ревком? Он убивает коммерсантов, грабит их добро, чтобы со всем бежать в Америку. Разве не оттуда приехали сообщники Мандрикова и Берзина — татарин Мальсагов и Волтер?..
Перепечко говорил и говорил. Он повторял все то, что услышал от старого Бирича, и Трифон удивлялся памяти товарища. Он бы, конечно, не запомнил всего, что рассказывал им отец. Слова Перепечко произвели впечатление. Бородач сокрушенно вздохнул:
— Вот это да, обкрутили нас.
— Птицу по полету видно, — воскликнул другой. — То-то ревкомовцы под лед засунули Громова…
— В Петропавловске тоже ревком, тоже советская власть, — снова заговорил Перепечко. — А там все по закону делается. Никого не убивают, никого не грабят, пролетариев под запрет не сажают. Мандриков и Берзин не большевики, которые за народ.
Кто-то сомнительно хмыкнул, и тогда Перепечко пустил в ход самый эффектный козырь. Он указал на Струкова, который сидел молча:
— Вот настоящий большевик. По тайному заданию партии прибыл сюда, так что с ним ревкомовцы сделали? Сослали к нам. А потом, перед бегством в Америку, расстреляют его, как и всех нас, из своих пулеметов, которые Волтер делает.
Шахтеры обеспокоенно заговорили. Перепечко сделал незаметный знак Струкову, и тот поднялся;
— То, что вы слышали от товарища Перепечко, — истинная правда. Ревком в Ново-Мариинске не большевистский. Под красным флагом прячется группа бандитов и грабителей.
— Да что же это такое? — перекрестился один из шахтеров. — Да как же после этого людям верить! Как жить нам!
— Надо разогнать этот ревком! — неожиданно крикнул Трифон Бирич. — Взять их всех — и под лед! Перебить!
Струков и Перепечко с возмущением смотрели на Бирича. Струков сквозь зубы процедил:
— Дурак!
Своей поспешностью Трифон Бирич испортил все, что они так долго и тщательно готовили. Призыв К физической расправе нужно было бросить тогда, когда шахтеров окончательно удастся убедить в необходимости избавления от ревкома. Этого еще не было, и поэтому Биричу возразили:
— Хватит душегубством заниматься. Человеку окромя рук еще и язык даден, чтобы говорить, и голова, чтобы думать.
— Правильно! — подхватил Струков. — Кровавая расправа не всегда улучшает дело. А по-хорошему поговорить можно. Тогда, смотри, и толк выйдет.
Струков подстраивался под настроение бородатого шахтера, который неожиданно вышел в вожаки. Шахтеры слушали его внимательно. Перепечко, не понимая, куда клонит Струков, спросил:
— Что же вы предлагаете, Дмитрий Дмитриевич?
— Избрать делегатов от шахтеров и потребовать, чтобы они вошли в состав ревкома, знали, что он там делает!
— Правильно! — Шахтерам понравилась мысль Струкова. — Правильно!
— И насчет мяса им надо сказать, — приказал рыжий. — Самим, нечего скоро жевать будет!
— Кого же изберем? — спросил Перепечко.
Он не хотел терять главенствующей роли в борьбе с ревкомом, и Струков, поняв это, уступил. Он сел на место и больше не вмешивался в происходящее и даже отказался войти в состав делегации:
— Надо настоящих шахтеров, настоящих людей труда, а мы и так поможем, когда потребуется.
…Мандриков устало перебирал пачку радиотелеграмм, которыми Петропавловск засыпал Анадырский ревком, и каждая из них содержала требование об отмене какого-нибудь из решений ревкома. Последняя за номером 667 возражает против национализации товаров у крупных купцов, и почему-то особенно в Марково.
«Может быть, кто-то из продуправы Петропавловского ревкома заинтересован в сохранении купцов в Марково, — появляется у Мандрикова подозрительная, мысль, но он гонит ее, как постыдную, и убеждает себя: — В Петропавловске просто не представляют, как здесь необходима национализация. Надо им ответить».
Он вздохнул, подумал и написал:
«Жители Марково и Белой в отчаянном положении. За отсутствием рыбы целыми нартами погибают собаки. Плохая охота, недоступные цены на товары лишают возможности получать продукты от купцов… Приезд товарищей встречен как спасение. Единственный выход — национализация в Марково имущества всех крупных спекулянтов, что и делается по воле трудящихся.
Ваш 667 комиссии продуправы противоречит нашей деятельности. Склады Анадыря подчинены ревкому.