Пуритане
Шрифт:
Епископ Лод был в ярости. Когда стражники узнали, что Энди живет в резиденции епископа, последнего немедленно уведомили о происшедшем. Через час Энди сидел в знакомой библиотеке.
— Я дал тебе все! — кричал епископ, побагровев от злости. — Что у тебя было, когда ты пришел в мой дом?
— Ничего.
— Ничего! — повторил епископ. — Я дал тебе дом. Я кормил тебя. Я одевал тебя, — он понизил голос и добавил: — Я любил тебя. Что на тебя нашло? Почему ты так поступил со мной?
Энди молчал.
—
Молчание.
Епископ впал в неистовство.
— Я сделал из тебя человека, и я могу уничтожить тебя! — взвизгнул он. — О чем ты думал? Что заставило тебя так переживать за этого еретика? Ведь ты умудрился пробраться в Тауэр и едва не убил охранника!
— Он жив?
— Кто?
— Охранник.
— Да. Ты лишь расшиб ему лоб.
— Слава Богу.
Последние слова повисли в воздухе. Они напугали и самого Энди, и епископа. Никто из них не помнил, чтобы раньше Энди благодарил Бога за что бы то ни было.
— Что сотворил с тобой этот викарий?
Епископ Лод не заточил Энди в Тауэр и не выгнал его из дома. Он заставил юношу присутствовать на казни Кристофера Мэтьюза, после чего разрешил идти на все четыре стороны. Епископ предоставил Энди выбор: в течение трех дней, раскаявшись, вернуться к нему или стать врагом короля и отечества. Если за этот срок он не явится с повинной к Лоду, тот прикажет разыскать и арестовать Энди за попытку освобождения Кристофера Мэтьюза. Все было предельно просто: молодой человек мог избрать жизнь беглеца и изгнанника или остаться дома. При этом епископ ясно дал понять, что если Энди схватят в окрестностях Эденфорда, его ожидает та же участь, что и Мэтьюза.
Погода стояла отвратительная: небо покрылось тучами, ледяной северный ветер пробирал до костей. Несмотря на это, желающих посмотреть на казнь было не счесть.
На Тауэр-Хилл собралась огромная толпа зевак, съехавшихся со всей округи. Они теснились на помосте, выстроенном специально для подобных событий. Для многих казнь была еще одним бесплатным развлечением, своеобразным спектаклем. Хотя, возможно, чувства людей, пришедших сюда, чем-то и отличались от радостного возбуждения зрителей во время травли быка или медведя.
Два огромных стражника подвели Энди поближе к эшафоту. Молодой человек, вопреки здравому смыслу, продолжал надеяться на спасение викария. В ночь перед казнью он придумал несколько вариантов побега приговоренного. Но из-за большого скопления народа Энди не мог осуществить их в одиночку. Так, по замыслу юноши нападающих должен был возглавить Дэвид Купер, а Энди пришел бы ему на помощь. Можно, например, вырваться из рук стражников, вскочить на эшафот, отнять у палача топор, не подпуская шерифа и его приспешников, освободить Мэтьюза и убежать. Как они смогут это сделать, Энди не представлял. У него не было лошади, и вряд ли он смог бы пробраться сквозь толпу. Оставалось надеяться, что в нужную минуту
Он поискал среди зрителей знакомых, но их не было. Кругом только чужие лица. Зевакам не терпелось посмотреть, как палач поднимет отрубленную голову и продемонстрирует ее толпе.
Увидев связанного заключенного в сопровождении шерифа, толпа одобрительно загудела. За Мэтьюзом в мрачном безмолвии следовали палач с топором в руке, его помощник и священник. Роль священника епископ Лод приберег для себя. При виде этой процессии стражники крепко схватили Энди своими мясистыми ручищами. Судя по всему, им было строго-настрого наказано следить, чтобы Энди наблюдал за казнью. Он попытался освободиться, сначала осторожно, проверяя, насколько крепко его держат. Могучие руки, как тиски, сжали его плечи. Теперь он едва мог пошевелиться. Сами охранники, когда Энди попробовал вырваться, даже не дрогнули.
Палач и его помощник поднялись на эшафот. Они отошли в сторону, и все увидели Кристофера Мэтьюза, за которым шел шериф. Энди закрыл глаза, чтобы не заплакать. В последний раз он видел викария в Тауэре. После этого был приведен в исполнение приговор «Звездной палаты». На месте левого уха Кристофера Мэтьюза торчал кровавый обрубок, нос был рассечен, а на щеках выжжены буквы «п» и «к», «подстрекатель» и «клеветник».
Последним на эшафот взошел епископ Лод. Все заняли свои места. Толпа притихла. Представление началось.
Шериф зачитал обвинительное заключение и приговор. После этого осужденному предоставили последнее слово. Священники, поднимавшиеся на эшафот, часто использовали эту возможность для того, чтобы прочитать проповедь, иногда довольно долгую, и продлить свою жизнь на час или два. Викарий Эденфорда не последовал их примеру.
Когда Мэтьюз поднялся на эшафот, стало заметно, что он страдает от боли, которую причиняли ему свежие раны и ожоги. Он начал было говорить, но, поморщившись, замолчал.
Энди пнул стражника справа, одновременно толкнув того, что стоял слева. Однако это было бесполезно. Держа юношу в железных тисках, стражники приподняли его. Затем, не произнося ни слова, вновь поставили его на землю.
Мэтьюз выпрямился, поднял голову и возвысил голос.
— Бог свидетель, — из-за рассеченного носа он немного гнусавил и задыхался, — я прожил свою жизнь по Его священному Слову. Сегодня я стою здесь, потому что предпочел повиноваться Богу, а не людям.
Исполняющий обязанности священника епископ немедленно отреагировал на этот выпад. Вполголоса, но так, что это слышали все, Лод произнес:
— Голос священной англиканской церкви есть голос Божий!
Мэтьюз не обратил на него внимания.
— Король Англии и его церковь вынесли мне приговор. Но через несколько минут я предстану перед иным троном, троном Господним. Я знаю, что перед Господом я чист. Спасибо Ему, что через Своего Сына, Иисуса Христа, Он направлял и наставлял меня.