Пурпурная сеть
Шрифт:
Не успела Элена проехать и двадцати километров, как зазвонил телефон. В «Ладе» она не смогла бы ответить на звонок, но в «Мерседесе» было все, чтобы всегда оставаться на связи.
— Даниэль? Этот парень из Риваса? Я буду через пару часов.
Несовершеннолетний Даниэль Роблес, через которого они вышли на Ярума, покончил с собой. Элена винила себя в том, что за последние несколько недель ни разу не вспомнила о парне.
Глава 61
Людей на похоронах Даниэля Роблеса было совсем мало — только его родители и несколько родственников
Элена собиралась придать лицу соответствующее выражение, но вдруг поняла, что ей действительно очень грустно. Она медленно подошла к Альберто:
— Примите мои соболезнования.
Альберто обернулся и замер: увидеть инспектора на прощании он не ожидал. Его лицо потемнело, а губы пересохли и сморщились, словно уже много дней не улыбались.
— Это лучшее, что могло произойти, — ледяным тоном ответил он.
И сразу ушел, не дав Элене возможности ответить. Она поискала глазами Соледад. Мать Даниэля стояла в кругу родственников и плакала, припав головой к плечу какой-то женщины — наверное, сестры. Для выражения соболезнований момент был явно неподходящий. «Это лучшее, что могло произойти». Слова Альберто вызвали у Элены приступ тошноты. Неужели это и правда лучшее, что могло случиться с парнем? Подросток совершил ошибку, и родители навсегда отвернулись от него? Разве любовь к своему ребенку не безусловна? Элена могла понять разочарование отца, могла понять озлобленность и боль. Но не ненависть. Она не хотела быть такой, как он. Ненависть к Лукасу никогда не поселится в ее душе, несмотря на все преступления, которые он совершил. Наверное, Элена наивнее этого раздавленного горем человека, неспособного оплакать смерть собственного сына, но она сохранит свою любовь. И в ее душе еще жива надежда.
Инспектор уже направилась к выходу, когда на нее налетела Соледад.
— Это вы во всем виноваты! — выкрикнула она ей в лицо.
Инспектор отлично понимала, что бессмысленно призывать к благоразумию женщину, которая только что потеряла ребенка.
— Если бы вы не явились в наш дом в тот вечер…
— Я всего лишь выполняла свою работу.
Элена произнесла это просто, без пафоса. Чувство такта подсказывало ей, что нужно немедленно уйти, не произнося даже слов соболезнования: сейчас они ни к чему. Но Соледад схватила ее за руку, желая выговориться.
— С тех пор как Даниэля арестовали, отец ни разу его не навестил.
— Мне очень жаль.
— А я его навещала. В последний раз всего несколько дней назад, — продолжала Соледад. — Он сказал, что отдал бы все на свете, чтобы не узнать о тех видео…
— Жаль, что время нельзя вернуть назад.
— И знаете, что еще сказал мой сын? — Соледад стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. — «Я болен. Я болен, и никто не может мне помочь». Вот что он сказал.
В машине на обратном пути Элена думала о словах Даниэля, о заключенной в них чудовищной правде. Мир болен насилием. Есть люди, которые не могут жить без жестокости хоть в каком-то ее проявлении. И до сих пор никто даже не начинал искать лекарство.
Марьяхо единственная из сотрудников отдела сопровождала Элену на похороны Даниэля. Именно она нашла сообщения Larry33, благодаря которым удалось
— Иногда у меня возникает чувство, что все бессмысленно, — призналась Марьяхо начальнице, когда они остановились выпить кофе. — Тогда мне хочется все бросить и поселиться в домике у моря…
— Нет, Марьяхо. Ты не можешь меня бросить. И так… Ордуньо, Ческа…
— И Ческа? — удивилась Марьяхо.
— Она недовольна. Пока молчит, но я вижу, к чему идет дело.
— И это все? Ты пробовала с ней поговорить?
Элена бессильно пожала плечами.
Марьяхо покачала головой. Элена уже не девочка. Пора бы ей научиться обращаться с людьми.
— Мы знаем друг друга почти четверть века. Ты отличный профессионал и совершенствуешься с каждым новым делом. Мне непонятно, почему ты до сих пор так плохо разбираешься в людях, — отчитала ее Марьяхо. — Ты вот-вот останешься совсем одна и палец о палец не ударишь, чтобы исправить положение.
Элена удивилась: никто из коллег не говорил с ней в таком тоне.
— Не уверена, что ты имеешь право так со мной разговаривать, — беспомощно огрызнулась она.
— Имею. Я знаю, что говорю, и бояться мне нечего.
Элена смягчилась: потерять еще и Марьяхо ей не хотелось.
— И что, по-твоему, я должна делать?
— Людям нужно хорошее отношение, они хотят слышать, что их ценят, что их работа полезна. Ты позволила уйти Ордуньо, а теперь готова отпустить Ческу. Сарате никогда не был одним из наших. С кем ты останешься? С Буэндиа и со мной? И ты действительно считаешь, что мы, два старика и ты, сможем называться элитным подразделением?
— Уходили же другие, им нашли замену.
— Ну и продолжай пить свою граппу, сидеть в караоке и исполнять песни Мины, или как ее там, которую я — скажу тебе наконец откровенно — просто ненавижу, ее музыка нагоняет на меня тоску. У меня много работы, поеду в отдел.
На кладбище в Ривас-Васиамадрид они приехали каждая на своей машине: Марьяхо — на электрическом «Смарте», который так же не вязался с ее возрастом, как и все, чем она занималась, Элена — на «Ладе». Оттуда было близко до Каньяда-Реаль, и Элена решила еще раз посетить место, где к ней подошла Пина и откуда ее в микроавтобусе отвезли в усадьбу около Кото-Серрано. Машину она припарковала там же, где и в прошлый раз. В знакомой лачуге никого не было. На полу по-прежнему лежали картонные коробки, прикрывавшие люк. Элена подняла крышку и спустилась по лестнице. От мрамора, красивой мебели и роскошной ванной не осталось и следа. Теперь это было просто подвальное помещение.
Элена вышла из лачуги и заметила, что наркоманы, едва волочащие ноги, куда-то пропали. Она прошлась по Каньяде и обнаружила некое подобие улицы, на которой стояли две полицейские машины, а возле них — оперативная группа. Элена подошла ближе.
— Что-то случилось?
— Убили одного румына.
— Что удалось выяснить?
— Очень похоже на разборки из-за наркоты.
Элена понятия не имела, какую роль сыграл этот румын в ее спасении. Она и представить себе не могла, что в его смерти повинна «Пурпурная Сеть», а Ческа и Сарате об убийстве Константина так и не узнали. Оно осталось нераскрытым.