Пушкарь. Пенталогия
Шрифт:
— Брешут! — От негодования мужик аж глаза выпучил.
— Докажи!
— Это как же?
— Покажи конюшню.
— Чиста моя совесть, не крал я коня, не цыган какой-нибудь.
— Ну так покажи конюшню — или боишься?
— Пойдём, коли охота. Только лошадь у меня вместе с коровой стоит.
Мы подошли к хлеву, мужик отпёр дверь, открыл. В хлеву и в самом деле стояла одна лошадь, причём явно не Ильи, и корова, лениво перемалывающая во рту сено. Незадача.
Я вышел из хлева, окинул взглядом двор. Небольшая сараюшка, в которую лошадь не поставишь, навес, под которым стоят сани да телега. Всё,
— Извини, Аристарх, видно — оговорили люди.
— Бывает. Ты заходи, если что, только вино с собой неси. На трезвую голову какой разговор?
С этим всё ясно. По-моему, просто алкаш. И убить если и способен, так в пьяной драке, по куражу. А тот мерзавец специально Илью на дороге ждал, расчётливый, гад! Нет у Аристарха этих черт, не чувствовал я на нём крови. Отпала версия, как это ни жалко признать. Но и не проверить её было никак нельзя.
Домой я возвращался не спеша, обдумывая — каким образом продолжить поиски убийцы Ильи. Ну не детектив я, лекарь только. Однако и аналитического ума не лишён, и факты сопоставлять умею. За что ещё можно зацепиться? Свидетелей — по нынешнему времени «видаков» — не найти. Это не пьяная драка в трактире. В лесу свидетелей нет.
Вот! Меня пронзила мысль о важных упущенных деталях трагедии. Лошадь и сани! Куда-то же они делись? Как-то упустил я этот момент. А как их, собственно, найти? Саней полно, почитай — в каждом дворе стоят, да иногда и не одни: парадные для выездов, богато расписанные, с ковром, и хозяйственные — для перевозки грузов. И что — теперь обшаривать каждый дом? Лошадь могли продать в любую деревню, за полцены для быстроты сделки. Только идиот оставит её у себя — улика всё же.
На местную власть надежды нет. После похорон я ходил с челобитной в земскую управу да Разбойный приказ. Там дьяк только руками развёл — неделя прошла, да и снегом всё занесло. А может, пьяная драка была? Нет на власти надежды.
На торг поехать — лошадников поспрашивать? Шансов мало, но надо использовать любую возможность. Найти и покарать убийцу — мой долг. И не столько перед Дарьей, сколько перед самим собой, перед памятью об Илье. Не успокоится душа его, пока отмщён не будет.
Приехав в город, я поставил коня на конюшню и, не заходя домой, чуть ли не бегом — на торг. Был на торгу угол, где живностью торговали. Вот и отправился туда. Долго расспрашивал лошадников, описывая лошадь Ильи.
И никто не видел лошадь такую — каурую, с белой звёздочкой на лбу, бабки на передних ногах белые, вроде как в белых носках. Лошадь не старая — трёхлетка, в самом расцвете сил и в цене. Ну хоть убей — одна темнота вокруг, ни одного лучика надежды. Неужели изверг останется безнаказанным?
В расстроенных чувствах я уже было собрался покинуть торг, и… неожиданно встал. Что-то привлекло моё внимание. Обернулся, внимательно осмотрелся вокруг. Всё обыденно. Но что-то же заставило меня остановиться?
Я вернулся назад, пошёл снова по уже пройденному пути, только медленнее, и внимательно разглядывая всё — каждый предмет. Стоп! Вот что привлекло моё
Я подошёл поближе. На задней стенке, с внутренней стороны, на задке саней Ильи потёк краски был. Охру он перевозил как-то, да один из горшков треснул, вот пятно и осталось.
Заглянул я в сани — задок сеном прикрыт. Я рукой отодвинул сено… и обомлел. Есть потёк краски. Его это сани!
От мясного ряда шёл высокий грузный мужик. Ещё издали он стал орать:
— Чего по чужим саням лазишь? Вот я ужо стражников сейчас кликну!
— Кошель свой обронил где-то, вот — ищу.
— Растяпа, твой кошель, небось, воры срезали. Пшёл отсель!
Я не стал связываться и благоразумно отошёл от саней. Затем подошёл к торговцам в мясном ряду, спросил:
— Кто этот тип?
— Федька-мясник, — упырь, каких мало.
— За что ж ты его так — упырём-то?
— Ему что свинью зарезать, что человека — всё едино, потому и упырь.
Всеобъемлющая характеристика. Для меня — так очень интересно. Надо проследить.
Я помчался домой, взнуздал коня. Подъехал к торгу и остановился поодаль — на другом конце площади перед, торгом. Встал поудобнее, чтобы видеть выезжающих. Правда, у торга не один выезд, но я рассудил — зачем мяснику ехать через весь торг, если эти ворота — ближе.
Долго я ждал, уж беспокоиться начал, что просмотрел, но нет — показалась пегая лошадь, запряжённая в сани. На облучке восседал Федька, а в санях — молодица, закутанная в шаль и в тулупе. Федор покрикивал на прохожих, зазевавшихся бил кнутом. Однако наглости у него — с избытком!
Я дал ему отъехать подальше и тронул коня.
Федька ехал не оглядываясь — миновал городские ворота. К моему удивлению, он поехал по дороге на коптильню и, не доезжая до неё, свернул вправо. Да ведь я был уже в той деревеньке, у Аристарха. Четыре избёнки, тупик. Дальше, за деревню, дорога не идёт.
Я отпустил сани с Федькой подальше — куда он теперь денется?
Когда сани подъезжали к деревне, я остановился на опушке. Федька проехал дом Аристарха и остановил сани у последней избы. Я увидел, как он открыл скрипучие ворота и загнал лошадь во двор. Ясно — к себе домой приехал. Напасть сейчас — нельзя, много свидетелей может быть, да и на помощь соседу прийти могут. А Федька и так здоровый бугай, ещё попробуй — справься с ним один на один.
Домой я уже возвращался в приподнятом настроении. Похоже, расследование моё сдвинулось с мёртвой точки.
А дома меня ждал неприятный сюрприз — на сей раз со стороны Дарьи, чего я никак не ожидал.
Вымыв руки, я сел за стол — пообедать хотел. Маша бродила какая-то потерянная. Но тут из комнаты вышла Даша, упёрла руки в бока, отчего стала похожа на самовар.
— Жрать приехал?!
Я оторопел — отродясь слов таких от неё не слышал.
— Супостат! Всё деньги ему нужны! Кабы ты в Москву не поехал, батюшка мой был бы жив!
— Окстись, Дарья, — я-то здесь при чём? До меня ведь он тоже на коптильню ездил. Какая моя вина?