Пушкарь. Пенталогия
Шрифт:
— Лошадь где?
— Так вот же она, в сани запряжена.
— Я про другую спрашиваю, что раньше в эти сани запряжена была.
— Откуда мне знать? Сани купил я, а лошадь в глаза не видел.
Фёдор откровенно ухмылялся. И у меня других улик нет, чтобы дожать его. Решил я его спровоцировать.
— У кого сани брал?
— Не знаю. На торгу купил — понравились, а продавца не знаю.
— Так и быть — езжай дальше, а за задержку прости.
Я положил его нож на облучок и пошёл в ельник, весь обратившись в слух по дороге. Скрипнул снег под Федькиными ногами. Один шаг, второй, третий… Пора!
Я выстрелил ему в живот и сам упал в снег. Федька нож кинуть успел, да видимо, удар пули в живот сделал своё дело — нож в сторону пошёл. Я поднялся, отряхнул от снега штанины и подошёл к саням. Федька лежал рядом, прижав руки к животу.
— Зачем стрелял, тать?
— Если бы не успел, сам лежал бы сейчас с ножом в спине. Тестя моего ты убил — вот на этой дороге, только подальше. И сани эти — его. Лошадь где?
— Не брал.
— Ой, Федька! Не ври, не бери греха на душу. От пули в живот умирать долго будешь — день, а то и два мучиться придётся. Перед смертью скажи правду — скоро ведь перед Всевышним предстанешь, там не соврёшь, и улики там не нужны. Господь — он всё видит.
— Продал я ту лошадь, в Пронино продал.
— Деньги где?
— Какие деньги — медяки одни! Разве это деньги?
— Тогда зачем Илью убил?
— Аристарх, сволочь, по пьяному делу хвастал, что с коптильни той купец денег много возит, вот я и позарился.
— Сволочь ты последняя, пёс смердящий!
Я несколько раз пнул мясника ногой, потом пошёл в лес, поискал и, с трудом найдя Федькин нож, вернулся к дороге. Увидел убийца нож в моей руке, понял, зачем я вернулся, и задёргал ногами, пытаясь отползти. Да куда он отползёт с развороченным брюхом? За ним тянулся кровавый след. Не жилец он. Добью его, добью, как и хотел — его же ножом! Я вонзил его нож, которым он убил Илью, ему же в сердце. Федька закатил глаза, дёрнулся и затих. Нож так и остался у него в груди.
Я обтёр снегом руки. Мерзко было на душе, как будто змею убил. Да, я отомстил за Илью, до конца исполнив свой долг, но всё равно привкус этой победы был горьким.
Я развернул на дороге лошадь и сани Федьки, шлёпнул её по крупу ладонью. Лошадка привычно затрусила в сторону дома. Чего ей тут стоять, мёрзнуть попусту? Дорога не бойкая, этак она может простоять здесь до вечера.
Я подошёл к Орлику, отвязал поводья, уселся в седло и выехал на дорогу.
Въехав в Псков, добрался до постоялого двора. Пусто было на душе. Долг исполнил, убийцу покарал — а что дальше? Исчезла цель, которая мною двигала в последние дни. События января были столь значимы и так разительно сказались на моей судьбе, что их требовалось осмыслить. Поездка в Москву, убийство Ильи, моё изгнание — надо называть вещи своими именами — из семьи, розыск и отмщение убийцы. Круговорот событий завертел меня, не было возможности даже передохнуть и осмыслить происходящее.
И вот теперь времени — вагон и маленькая тележка в придачу. С чего начал, к тому и пришёл. Вновь один, нет дома и семьи, даже цели какой-то в жизни — и той нет. Я был просто раздавлен.
День я отлёживался в своей комнате, переосмысливал последние события, пытаясь понять, где и в чём я совершил ошибку, что сделал
Ел я не спеша, попивая винцо и поглядывая по сторонам. Просто так, из интереса. По соседству в одиночестве трапезничал, судя по одежде, купец. Ел и пил он аппетитно — вероятно, здорово проголодался. Подкрепившись, он подмигнул мне.
— Чего пьёшь в одиночку? Присоединяйся, двое — уже компания.
Я, переставив на его стол миски с едой и кувшин, пересел на лавку напротив него.
— Познакомимся? Александр Калашников.
— Юрий Кожин, лекарь.
— А я сижу, голову ломаю! Не крестьянин — руки не те, не купец — одет не так, не боярин — спеси не хватает. А ты, оказывается, лекарь! Давай выпьем за знакомство?!
— Кто бы был против, только не я.
Мы чокнулись, потом повторили. Потом были ещё тосты, затем купили ещё один кувшин вина — уже побольше.
— А ты чего, лекарь, не дома? Ладно, я — купец, известное дело — волка ноги кормят, а купца — торговля. За товаром приезжал, потому и в корчме сижу — а ты?
— Из семьи ушёл, — нехотя признался я. — Примаком был.
— Это плохо. Свой дом иметь надо, чтобы не выгнал никто. А куда теперь?
— Сам не знаю, в раздумьях.
— Давай со мной, во Владимир! Мы там тебе и невесту найдём.
— Богом прошу — не надо про невесту. Сыт я уже семейной жизнью, отойти надо.
Купец хохотнул.
— Бывает. Перемелется — мука будет. Так едешь со мной?
— Еду, чего мне теперь во Пскове делать?
Мы пьяно облобызались. Расстались за полночь.
Разбудил меня стук в дверь. Я, как был в исподнем, так и открыл, только тулуп сверху накинул.
— Здоров ты спать, брат, — шагнул в комнату купец. — Забыл, о чём вчера уговаривались?
— С тобой ехать.
— Так собирайся живо. Сейчас поедим немного, и в путь.
Чего мне было собирать? Мешок с деньгами — правда, неполный, едва одна треть, сумка с бельишком, и ещё одна — с инструментарием. Одеться — одна минута, ещё две — на туалет и умыться, и вскоре мы ели кашу с мясом, запивая сытом. Поев, надели тулупы и вышли во двор.
Слуга кинулся осёдлывать мою лошадь, а купец принялся проверять, как уложен да увязан груз на санях. Конь у него был здоровый, как немецкий першерон. Скорости от такого не жди, зато любой груз тянуть легко будет.
Когда слуга привёл моего коня, купец предложил:
— Клади свои пожитки в сани. Тебе удобнее ехать будет, а мой конь даже не почувствует.
Я так и сделал. Сунул свои вещи под полог на сани и поднялся в седло. Завидев саблю на боку, купец спросил:
— Владеешь али для грозности носишь?
— Учён немного, за себя постою.
Купец вытащил из-под полога секиру, показал мне и вновь убрал.
— А мы по-дедовски, так оно надёжнее. Вдвоём- то мы уже не всяким разбойникам по зубам, как мыслишь?
— Лучше без этого обойтись.