Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)

Вересаев Викентий Викентьевич

Россет была невысокого роста, красоты выдающейся и оригинальной. Правильные, строгие черты смугло-румяного лица, очень образованная и умная, с острым язычком, никому не дававшим пощады. Ей не было еще двадцати лет, а скромная ее фрейлинская квартирка в четвертом этаже Зимнего дворца сделалась местом постоянных сборищ самых выдающихся людей того времени. Россет любила поэзию и обладала тонким, верным поэтическим чутьем; читала много и разнообразно, вплоть до самых серьезных книг, интересовалась даже богословскими вопросами. Прямо от творений Иоанна Златоуста или Григория Назианзина она влетала в свой салон и говорила о делах парижских со старым дипломатом, о литературной новинке с писателем, сплетничала и злословила с приятельницами, флиртовала с поклонниками, обмениваясь с ними загадочными полусловами. И вся была из противоречий. То бойкая, неугомонная «егоза», как

назвал ее Пушкин, то вся охваченная прелестной южной ленивостью и неподвижностью; глаза то искрятся весельем и радостью, то смотрят с глубокой тоской; то сердечная, отзывчивая на всякое горе, приходящая в восхищение от всего доброго, то колючая, язвительная, со скептической усмешкой глядящая на жизнь и людей; светски воспитанная, прекрасно знавшая по-французски, любила говорить по-русски в обществе, где разговорным языком был французский, и смело употребляла такие выражения, как «к черту», «втюрилась», «как бишь его» и т. п.; задыхалась в пустоте светской жизни и не могла жить без нее; хорошо умела держать поклонников в узде, – «придворных витязей гроза», писал о ней Пушкин; однажды, например, когда влюбленный в нее В. А. Перовский, которого и она любила, попробовал ее обнять, она дала ему пощечину; но умела, когда хотелось, ослабить узду и доходить до самой опасной черты. С. Т. Аксаков рассказывает: «Недоступная атмосфера целомудрия, скромности, это благоухание, окружающее прекрасную женщину, никогда ее не окружало, даже в цветущей молодости». А сын его И. С. Аксаков, знавший Смирнову-Россет под ее старость, писал отцу: «Я не верю никаким клеветам на ее счет, но от нее иногда веет атмосферою разврата, посреди которого она жила. Она показывала мне свой портфель, где лежат письма, начиная от государя до всех почти известностей включительно. Есть такие письма, писанные к ней чуть ли не тогда, когда она была еще фрейлиной, которые она даже посовестилась читать мне вслух – столько мерзостей и непристойностей. Много рассказывала про всех своих знакомых, про Петербург, об их образе жизни, и толковала про их гнусный разврат и подлую жизнь равнодушным тоном привычки, не возмущаясь этим».

Поклонников у красавицы было несметное количество. Жуковский называл ее «небесным дьяволенком» и писал ей шутливые стихи в таком роде:

Я на все решиться готов. Прикажете ль, кожуДам содрать с моего благородного тела, чтоб сшить вамДюжину теплых калошей, дабы, гуляя по травке,Ножек теплых замочить не могли вы? Прикажете ль, ушиДам отрезать себе, чтобы, в летнее время хлопушкойВам усердно служа, колотили они дерзновенныхМух, досаждающих вам неотступной своею любовью?

Есть сведения, что он даже сватался за нее. Ее влюбленно воспевали Вяземский, В. Туманский, Хомяков, Лермонтов, Соболевский. Большим успехом пользовалась она и в придворном мире. Ходили слухи, что ею увлекались великий князь Михаил Павлович и сам император Николай.

Зимой 1828 г. Россет часто ездила по вечерам пить чай к одной старой фрейлине. Там бывал нередко и член государственного совета князь Сергей Михайлович Голицын. Голицын этот был муж известной княгини А. И. Голицыной-Ночной. Вскоре после женитьбы они разъехались. Голицын был колоссально богат, владел 25 тыс. душ крестьян, заводами и т. д. Был он стар и некрасив, чванлив с низшими и угодлив при дворе, характера и ума совершенно ничтожного: когда, например, он вскоре был назначен попечителем московского учебного округа, то долго не мог привыкнуть к такому беспорядку, что заболел профессор – и лекций нет; он думал, что следующий по очереди должен был его заменять, так что, острил Герцен, – «отцу протоиерею Терновскому пришлось бы иной раз читать в клинике о женских болезнях, а акушеру Рихтеру толковать бессеменное зачатие». Голицын стал усердно ухаживать за Россет. Однажды он снял с себя орденскую ленту, красавица, шаля, надела ее на себя. Голицын сказал:

– Если вы выйдете за меня замуж, у вас будет лента ордена св. Екатерины.

Она ответила:

– Я бы очень хотела иметь ее.

Дело сладилось. Россет стала невестой Голицына, принимала от него богатые подарки. Старая горничная ее Марья Савельевна очень одобряла выбор барышни и говорила:

– Иди, матушка, другой старик лучше голопятых щелкоперов-офицеров. Будут деньги, и братишкам твоим будет лучше; а то они, бедные, снуют по Невскому, понаделали должишек;

а мы вот месяц должны мужикам и в лавки.

«Эти речи, – откровенно рассказывает А. О. Россет-Смирнова, – мирили меня с мыслью идти замуж за старика. Но свадьба не состоялась, потому что жена ему напомнила, что долг платежом красен: когда в молодости она просила разводной, муж ни за что не согласился, а теперь она не согласилась».

Около этого времени Россет познакомилась с Пушкиным. Был бал у Е. М. Хитрово. Пушкин стоял в уголке с другими кавалерами. Россет и ее подруга, княжна Радзивил, решили познакомиться с Пушкиным. В мазурке Радзивил подошла к нему. Он положил шляпу и протанцевал с нею. Потом к Пушкину подошла Россет и спросила:

– Quelle fleur (Какой цветок)?

Он ответил:

– Celle de votre couleur (Вашего цвета)!

Этот ответ привел всех в восторг. Вскоре после этого Пушкин сам пожелал, чтобы Карамзины пригласили Россет слушать «Полтаву». Россет все время нарочно молчала, и Пушкин не получил о ней хорошего понятия. Однажды она приехала с живых картин во дворце к Карамзиным. У них танцевали. Пушкин собирался уходить. Россет сказала:

– Пойдемте со мною танцевать, но так как я не особенно люблю танцы, то в промежутках мы поболтаем.

Пушкину понравилось, что Россет хорошо и выразительно говорила по-русски. Тут они больше познакомились, но отношения оставались далекими. «Ни я не ценила Пушкина, ни он меня, – вспоминала Смирнова-Россет. – Я смотрела на него слегка, он много говорил пустяков, мы жили в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на него особенного внимания». Пушкин в это время гораздо больше увлекался Олениной. В ответ на стихи Вяземского, где он воспевал черные глаза Россет, Пушкин писал:

Она мила – скажу меж нами –Придворных витязей гроза,И можно с южными звездамиСравнить, особенно стихами,Ее черкесские глаза.Она владеет ими смело,Они горят огня живей;Но, сам признайся, то ли делоГлаза Олениной моей!..

и т. д.

Больше сблизились они летом 1831 г., когда Пушкин с молодой женой жил в Царском Селе. Он часто виделся с Россет. По вечерам заходил к ней вместе с Жуковским, по утрам она нередко приходила к нему. Он утром писал, но, заслышав приход Россет, зазывал ее к себе, она приходила с его женой. Пушкин читал им написанное, с удовольствием выслушивал их замечания и говорил:

– Ваша критика, милые, лучше всех. Вы просто говорите: «Этот стих нехорош, мне не нравится».

Раз она похвалила его стихи «Подъезжая под Ижоры, я взглянул на небеса»:

– Мне это стихотворение нравится: оно выступает как бы подбоченившись [261] .

Пушкин много смеялся этому сравнению. Под вечер Россет заезжала за Пушкиным в дрожках, Пушкин садился верхом на перекладину дрожек, болтал и был необыкновенно весел и забавен. Вяземскому он писал про Россет: «…она чрезвычайно мила и умна». Наталья Николаевна сильно ревновала к ней мужа, Россет отвечала:

261

Так рассказывает сама Смирнова в своей автобиографии. По записи Я. П. Полонского, Смирнова говорила Пушкину, что стихотворение ей не нравится потому, что выступает «подбоченившись».

– Что ты ревнуешь ко мне? Право, мне все равно: и Жуковский, и Пушкин, и Плетнев, – разве ты не видишь, что ни я не влюблена в него, ни он в меня?

– Я это хорошо вижу, да мне досадно, что ему с тобой весело, а со мною он зевает.

Действительно, Россет в это время было не до Пушкина. Ей шел уже двадцать третий год, она была бедна, а придворная жизнь привлекала ее, пора было подумать об устройстве своей судьбы. Окружающие твердили, что пора ей выйти замуж, императрица сказала: «Лучше выйти замуж без любви, чем остаться старой девой, сами соскучитесь, и всем наскучите». За нее раз уже сватался молодой дипломат, камер-юнкер Смирнов, человек недалекий, но очень богатый. В 1831 г. он через Е. А. Карамзину посватался вторично. Россет было тяжело решиться, она просила Карамзину передать Смирнову, чтобы он просто спросил: «да или нет?» Он спросил: «да?» Взволнованная и растерянная, она долго молчала, наконец ответила: «да», а в сердце было: «нет».