Пусть дерутся другие
Шрифт:
— Если бы только почту, — невесело откликнулся помощник атташе. — Если бы только почту...
И многозначительно замолчал, давая мне самостоятельно додумать остальное.
Знайка и тут оказался прав. Умный был, не отнять.
— Возвращаемся обратно.
Шествуя по свободному от посетителей коридору, я прислушивался к внутренней жизни особнячка. Со второго этажа доносились приглушённые, неразборчивые голоса, кто-то торопливо шёл над нами, хлопнула дверь. Темнота за окном придавала звукам особую увесистость, делала их значимыми в послерабочей тишине здания,
— Вот ведь незадача, — вроде как случайно заметил помощник у самой лестницы. — Слышали? Челнок сломался!
Естественно, про это я слышать ничего не мог, однако беседу поддержал:
— Да что вы говорите!
— Сам не могу поверить! — в открытую веселился тот. — Хвалёная техника Федерации дала сбой! Врачам улетать надо, их, наверное, пациенты заждались, а они тут застряли! С этим-то красавцем, — наклон головы обозначил направление к стойке у входа, за которой сидел рослый десантник из охраны представительства и с удовольствием прислушивался к нашему, почти шуточному, трёпу, — всё нормально! Скушал что-то острое... Живот поболел и перестал. Теперь отписывайся за ложный вызов.
— Да, — согласился я, сочувственно наклонив голову. — Досадное недоразумение.
Сказанное между строк объясняло многое. И откровенно предупреждало о том, что надолго я здесь не задержусь.
***
Моё добровольное заточение продлилось четверо суток. На пятые, поначалу ничем не отличающиеся от других, в атмосфере представительства установилась некая тревожность, заставляющая малочисленных сотрудников двигаться резче обычного, почти мгновенно отвечать на звонки коммуникаторов и общаться между собой короткими, рваными фразами.
К тому же, против установившегося обыкновения, меня досрочно выпустили «погулять».
Вход в здание, несмотря на будний день — заперт на замок.
«Медики» не высовывались из кабинета атташе, помощник безвылазно торчал в своём кабинете и стучал по клавишам с застывшей маской вместо лица. Вряд ли он нервничал (за малый срок жизни в особнячке я успел изучить его лучше, чем остальных), скорее, прятался за работой от всеобщей взвинченности.
Осознав, что мне оставаться в холле — только под ногами путаться, вернулся обратно, в комнату, но дверь не закрыл. Улёгся на кровать. Замер, уставившись в потолок.
Примерная причина всеобщего невроза лежит на поверхности: операция входит в финальную стадию, идут переговоры, и все ждут результат, предполагая дальнейшие ходы напрямую зависящими от достигнутых договоренностей.
Это подтвердил и помощник, для чего-то спустившийся в подвальный этаж и не сумевший пройти мимо открытой двери.
— Ваших везут. С границы. Только что сообщили. Точнее, пересекли они границу гораздо раньше, но инфу шеф до поры держал в секрете, опасаясь накладок. Прибудут часа через три.
Опасаясь заснуть и пропустить всё самое интересное, я занялся приятнейшим делом — вспомнил о видеописьме от родителей.
Мама плакала, смеялась, беспрестанно промакивала платочком
Они желали скорее увидеть меня и суетливо беспокоились, каждый о разном. Мать — о том, чтобы я не простудился на сквозняках искусственной вентиляции транспортника, папу больше заботило дальнейшее будущее и выбор профессии.
Мне ответили теми же второстепенными пустяками, и я, в который раз, прокручивал в голове видеофайл, полученный позавчера и засмотренный до дыр. От этого на душе становилось... непередаваемо волшебно, как в детстве на Рождество.
Притихшее здание ожило во второй половине дня. Затопало множество ног, зазвучали поздравления и приветствия. Меня словно ураганом сорвало с кровати, вынося на первый этаж.
Наконец-то!
В холле, вместе с работниками представительства, толпились мои сослуживцы во главе с сержантом Бо. Наголо стриженые, одетые в одинаковый армейский камуфляж, повзрослевшие. У большинства — неописуемая растерянность на физиономии. Точно всё происходит не с ними.
На меня они смотрели как на оживший труп.
— Самад? — неуверенно уточнил Дон Чжоу, с которым мы когда-то расстались на безымянной посадочной платформе.
— Я.
— Ты как тут?
Он всё ещё не верил собственным глазам.
— Прилетел. Для усиления.
— А... — и умолк, не представляя, что ещё спросить.
— Вит, — сержант отделился от общей солдатской массы, вплотную приблизился ко мне. — Что со Сквочем?
— Я думал, он с вами. Мы потерялись.
— Брок?
— Погиб.
Командирские губы вытянулись в нитку, обозначая грусть.
— Сам как?
— В норме. Демобилизован. Ваш приказ выполнил. А вы как?
— Из больницы, где мы расстались, поехали в тюрьму. Из тюрьмы — на границу. С границы — сюда.
— Информативно, — прокомментировал я ужатую эпопею с широкой улыбкой.
— Ну, — развёл руками сержант, — до прибытия в часть ограничимся этой версией. Благодарю.
Обычное дополнение «за службу» Бо оставил при себе, отчего благодарность получилась вполне человеческой, без казёнщины. В дополнение он хлопнул меня по плечу.
Я промолчал. Сержанту пока не известно, что его освобождение — череда взаимосвязанных случайностей, и его подчинённый к этому имеет крайне поверхностное отношение. Зачем портить момент? Бо потом расскажут, если сочтут нужным, как всё произошло на самом деле. Расставят нужные акценты, половину наверняка переврут в угоду режима секретности.
А оправдываться обстоятельствами как-то... пошло.
— Границы прошли без накладок? — зачем-то спросил я.
— Ещё и с полицейским сопровождением доехали. В этой стране представительство крепко стоит, — с готовностью ответил командир. — Все детали заранее продумали, со здешними согласовали.