Пусть духи спят
Шрифт:
Солнечный свет уже до половины залил двухместную комнату и бросал золотые лучи на не прибранную до сих пор постель. Максим, глядя на измятые простыни, наморщил нос, бросил короткий взгляд на часы и покинул комнату.
На вахте, разгоняя гулкое эхо по пустым этажам, вовсю орал телевизор. Диктор сообщал, что на Камчатку с деловым визитом приезжает известный американский предприниматель, владелец крупной компании. В планы американца входит создание совместного предприятия и ещё чего-то.
Глуховатая и подслеповатая вахтёрша тётя Маша в новеньком тёмно-синем халате и белой косынке, в трико с лампасами и тапочках на босу ногу протирала влажной тряпкой полы в холле. Изображая хоккеиста, она опиралась на швабру, как на клюшку и глиссировала между кадками с фикусами, напевая: «Трус не играет в хоккей». На самом деле её звали Максимилиана Игнатьевна, но она соглашалась, для простоты восприятия, на тётю Машу.
Уловив краем глаза движение, тётя Маша прекратила работу и глянула на Максима поверх очков, сдувая при этом прядь волос, выбившуюся из-под косынки.
– А-а, Протасов? – Её голос был звонким, до неприятности резким и дребезжащим. – Ты чё тут торчишь? Чё домой не едешь? Родители заждались, а он торчит тут.
Максим облокотился на вертушку, перекрывающую вход:
– А я не поеду домой, тёть Маш.
– Чего это?!
– Родители на полгода в партию уехали. Дома никого.
– Куда-а?
– В партию. Геологи они, родители мои.
– А-а. Надо же. – Тётя Маша снова взялась за швабру. – Тоже всё ищут. Вот и ты, Протасов, весь в их пошёл. Тоже вот суёшь свой нос, куда не просят. Мало тебе старшие наподдали, на втором курсе, так не-ет ты уже за преподавателей взялся. Всё не успокоишься.
– Да не слушайте вы никого, тёть Маш. Всё было совсем не так, а человеку свойственно всё преувеличивать.
Вдруг тётя Маша бросила работу и расхохоталась.
– А здорово ты тогда отвадил старшекурсников рулончики из туалета на вашем этаже воровать. – Она вновь залилась смехом. – Эт надо ж, догадаться, туалетную бумагу перцем натереть. Они там, небось, сутки елозили, беспокойные сердца.
Случай действительно имел место. После этого как-то вечером парни с четвёртого курса вчетвером пришли разбираться с «оборзевшим» первокурсником. Двое ушли, держась, один за живот, другой за спину, третий хромал, четвёртый не мог шевелить правой рукой. И всё это под хохот и улюлюканье всего первого курса, вывалившего на шум из комнат. Максим отделался разбитой губой и опухшим ухом.
С улицы донёсся звук автомобильного сигнала.
– О! Тёть Маш, отворяйте вертушку. За мной уже приехали.
– Кто это, тебя тут раскатывает? Такси, что ли?
– Не такси. Это Лёшка приехал.
– А-а. Олигарх этот твой. А чё в такую рань? Куда собрались?
– Да в аэропорт, Нину провожать.
– Колду эту вашу? Ох и компания у тя, Протасов.
Максим рассмеялся:
– Она не колдунья, тёть Маш, она будущая шаманка.
– Всё едино. Чёрная значит колда. И глаза у неё не русские, ведьмячьи.
– Тёть Маш, вы ничего не понимаете.
– Ладно! – Тётя Маша бросила швабру, прошаркала тапочками и выдернула фиксатор, удерживающий вертушку в закрытом положении. – Тёть Маш, тёть Маш. Иди уже, Протасов! – Она поправила косынку, сбившуюся на бок, и вновь хихикнула.
2
Алёша сидел, облокотившись на руль своей Тойоты, хмурился и часто вздыхал. Пиджак его серого костюма расстёгнут на все пуговицы, широкий серебристый галстук слегка распущен, ворот голубой сорочки распахнут. По сути, он был хорошим парнем, но на всём белом свете имелись только два человека, которые знали об этом – его однокурсники и друзья Максим и Нина. Для остальных Алёша был мажором.
Отец Алёши – известный на Камчатке предприниматель Заварзин Андрей Сергеевич, владел целой флотилией рыбацких судов, потому к Алёше так и относились. Даже его желание поступить в Технологический институт без помощи отца, было воспринято как: «С жиру бесится!». Никто не хотел с ним дружить. Кто считал его занудой, кто просто завидовал, а подхалимов Алёшка отваживал сам. Хотя и были в Алёше некоторая медлительная уверенность, эдакая вдумчивая рассудительность в разговоре, которые при первом знакомстве можно было принять за чванство и желание обозначить своё превосходство над другими, но всё это скорее от уверенности в будущем, а не от презрения к «низшим». На самом же деле, Алёша, был настоящим другом и отличным парнем.
Познакомились они, став членами так называемого «Общества», организованного профессором Шкуранским, на базе Камчатской Краевой библиотеки, для популяризации этнологии среди молодёжи. Но молодёжь приобщиться к местному этносу желанием не горела, и потому, кроме профессора в обществе состояли только трое – это:
Нина – бывшая представительницей коренного народа Камчатки,
Алёша – потому, что по уши влюбился в Нину ещё с первого курса и
Максим – потому, что: во первых – подрабатывал в Краевой библиотеке уборщиком, во вторых – в объявлении говорилось, что для членов «Общества» будет открыт доступ к Фонду редкой книги, а мимо этого Максим просто не мог пройти. Учились они все на одном потоке, но подружились только в «Обществе».
Из членства каждый извлекал свою пользу.
Шкуранский писал научный труд по корякам, и ему, для работы с материалом, нужны были, мягко говоря, помощники, а по сути – негры, задача которых состояла в отыскивании в недрах библиотеки нужной литературы и систематизации её по разделам монографии Шкуранского.
Нина, готовилась стать шаманкой и, как она сама выражалась, изучала историю своего народа.
Алёше членство в «Обществе» давало возможность чаще видеться с Ниной.
Максима интересовали старинные книги.
Каждый, в итоге, оставался при своих интересах.
– Чего такой невесёлый? – Максим забросил рюкзак на заднее сидение. – Не хочешь на всё лето с Нинкой расставаться?
Алёша состроил кислую гримасу:
– Да, дело не в Нине, хотя и в Нине тоже. Меня вчера отец опять со своей Англией доставал. – Алёша развернулся к Максиму. – Он меня похоронить хочет под этим своим бизнесом. С утра до ночи одно и то же – «Дело… Надо делать дело… Ты должен заменить меня… Нужно учиться…»
– А может, ты зря брыкаешься? – Максим осмотрел себя в зеркало заднего вида. – Тебе ведь в принципе деваться-то некуда.