Пусть грянет гром
Шрифт:
Я прижимаю руку к сердцу, когда мы идем, жалея, что я не могу чувствовать какой-нибудь маленький след своей связи. Есть только холодная пустота.
Мне хотелось развернуться и убежать, пока не найду небо. Но я стремлюсь вперед. Одна нога впереди другой. Каждый шаг увлекает меня прочь от света. В пустую тьму.
– Ладно, я официально ненавижу это здесь, - говорит Гас после нескольких минут ходьбы.
– Я имею в виду... это просто неправильно. Нет другого способа, чтобы описать это.
Нет.
Водовороты чувствуются настолько же ужасными, как они есть.
И снова я не могу не думать о том, что это сделал один из Бурь.
Я почти говорю мысли вслух, но останавливаюсь как раз вовремя. Таким образом, я удивлена, когда Гас спрашивает меня:
– Что ты думаешь об Озе?
Я тщательно подбираю свой ответ. Сейчас не время, чтобы подвергнуть сомнению нашего лидера. Сражения призывают доверие и лояльность.
– Я думаю, что он отчаянно пытается защищать наших людей.
– Отчаянно, - повторяет Гас. Он молчит несколько шагов, прежде чем спрашивает:
– Ты считаешь, что Бури могут победить?
Я потираю пальцами кожу на запястье, находя остатки ожога Астона. Его преследующий предупреждения до сих пор звенят в моей голове, и теперь я понимаю, почему он был так уверен, что у нас не было шанса. Но я должна верить, что есть еще надежда.
– Независимо от того, как влиятелен Райден, - говорю я Гасу, - ветер всегда будет сильнее. И я не могу считать, что ветер позволит ему продолжать разрушать себя намного дольше.
– Ты говоришь о ветре, как будто тот живой.
– В некоторых случаях так.
Я думаю о своем лояльном Западном щите, путешествующем со мной в это темное место, куда никакие другие ветры не смеют идти. Он остается, потому что хочет. Та же самая причина сплотила других Западных и привела их к нашему спасению в Долине Смерти.
Да, некоторые ветры могут быть готовы позволить Райдену доминировать и разрушать их. Но другие будут бороться. И если мы можем включить в список их помощь, заставить их присоединяться к нам, ничто не сможет остановить нас.
Возможно, это тайна, которую мы все упустили. Это не о том, чтобы найти правильные команды. Это о том, чтобы найти правильные ветры.
Что могло фактически означать, что моя мать может помочь нам... очень сильно, поскольку я очень не хочу допускать это. Она понимает ветер так, как ни один из нас никогда не понимал. Если кто-то и сможет найти ветры, который нам нужны, то это - она.
Тусклый свет появляется впереди, и я готовлюсь к виду моей матери, свисающей с цепи, как жертвы в тюрьме Райдена. Но когда мы наконец достигаем конца тоннеля, тут - пустая, круглая пещера с занавесками из металла, отгораживающими перегородкой две маленьких клетки.
Очевидно, у жестокости Оза есть гораздо более тонкая линия.
– Одри?
– спрашивает моя мама, ее голос настолько слабый, что почти неузнаваемый.
– Да, - я вынуждаю себя сказать, отдельное слово, несущее семнадцать лет моей боли и извинений.
Бледная фигура приближается к петле металла, и когда я ступаю ближе, я вижу ее лицо... хотя я едва узнаю ее.
Я должна радоваться ее сальным волосам и потной коже, покрывающей ее тонкие черты. Но похоже на слишком много отходов.
Все это, в этом все дело.
Моя красивая, влиятельная мать.
Наша малочисленная, счастливая семья.
Наши тихие, посвященные жизни.
Это все было высосано и разорвано. Как будто все мое существование было поймано в ловушку в Водовороте решений моей матери.
Слезы жалят мои глаза, когда она изучает меня, но я смаргиваю их назад. Я пролила свою последнюю слезу для этой женщины.
– Ты пришла, - шепчет она, прижимая свою руку к металлу.
Я делаю шаг назад, даже при том, что она не может достать меня.
– Все еще моя та же упрямая девочка.
– Она печально улыбается мне и поворачивается к Гасу, замедленная реакция.
– Ты не Вейн.
– Ты уверена?
– Гас трогает свое лицо, как будто не может в это поверить.
Моя мать не улыбается.
– Где Вейн?
– Так далеко отсюда, как я могла удержать его, - говорю я ей.
– Но... ты его опекун. Тебе полагается быть рядом с Вейном.
– Конечно, ты знаешь, как заставить парня почувствовать себя желанным, - бормочет Гас, пролезая к занавесу петель, пытаясь освободить ее от клетки.
Занавес не двигается с места.
– Не думал об этом, - говорит он, напрасно встряхивая металл.
– Попробуй свой шип ветра, - говорю я ему.
– На чем?
Я смотрю ближе на занавес, удивленная найти, что там нет никакого замка. Я честно не могу сказать, как это держится.
– Прости, Одри, - шепчет моя мама, и я вижу, как она рассматривает меня.
Она в таком банальном беспорядке, что трудно сказать, плачет она или потеет. Но это заставляет меня почувствовать комок в горле.
Теперь я понимаю, почему Вейн был готов доверять ей. Я чувствую то же самое убеждение.
Но могу я?
Я должна?
– У меня не было выбора, - говорит она мне, умоляя меня глазами простить ее.
Моя жизнь была бы настолько легче, если я бы могла дать ей то, что она хочет.
Но я не могу проигнорировать гнев, который всегда со мной, кипящий под поверхностью.
– О чем ты сожалеешь?
– резко спрашиваю я.
– О том, что убила папу? О том, что обвинила меня? О том, что убила двух невинных человек? О том, что разрушила жизни всех, с кем ты когда-либо встречалась?