Пусть умирают дураки
Шрифт:
И тогда Доран приступил к делу.
— Лишь одно мешает, — сказал Доран. — Врачи говорят, что его голос должен поменяться. У него наступает половая зрелость.
В тоне Баскомба проступило некоторое беспокойство.
— Его голос станет несколько глубже. Может, он станет еще лучше.
Доран покачал головой.
— Суперзвездой его делает именно его высокий, чистый, мелодичный голос. Конечно, он может стать еще лучше. Но для этого ему придется упорно поработать еще пять лет и выйти в ином, новом образе. И потом, сто к одному в пользу того, что он станет великим благодаря своему теперешнему
— А может, его голос не изменится, — сказал Баскомб.
— Допустим, может, и не изменится, — сказал Доран и пока не стал продолжать.
Через два дня Баскомб пришел к нему сам. Дженел впустила Баскомба и предложила ему выпить. Он внимательно посмотрел на нее, но она словно не замечала его. А когда он и Доран начали разговаривать, она вышла из комнаты.
Ночью Дженел спросила Дорана:
— Как твой грязный план, двигается?
Доран ухмыльнулся. Он знал, что Дженел презирает его за то, что он делает, но она оказывала ему такую услугу, что поступала с ним так, как считала нужным, и, как Рори, еще не знала себе цены. Доран был доволен. Это то, что ему нравилось: когда тебе делают хорошую услугу.
— Я подцепил на крючок этого алчного старика, — сказал он. — Теперь мне надо поработать с матерью и сыном.
Доран, который думал, что он величайший торгаш к востоку от Скалистых гор, приписывал свой окончательный успех этой способности таких людей. Однако, правда была в том, что ему везло. Господин Баскомб был ублажен, собственно, своей чрезвычайно трудной жизнью, до того, как обнаружилось чудо с голосом его сына. Он не мог так просто отказаться от своей золотой мечты и вновь возвратиться в рабство. С ним дело не было таким уж необычным. Где Дорану и в самом деле повезло, так это с матерью Рори.
Миссис Баскомб была провинциальной красавицей — южанкой, которая в свои еще неполные двадцать лет не очень беспокоилась о своих знакомствах и, в конце концов, была вовлечена в супружество Горацием Баскомбом, плененная его игрой на пианино и южным обаянием провинциала. По мере того, как с годами ее красота угасала, она попала под влияние трясины южной религиозности. Когда ее муж стал проявлять к ней все меньше и меньше чувства, миссис Баскомб нашла, что более привлекателен для нее Иисус. Голос ее сына являлся ее проявлением любви к Христу. Доран воспользовался этим.
В комнату, где он беседовал с миссис Баскомб, он пригласил Дженел, чтобы та не чувствовала себя нервозно из-за деликатности предмета беседы, находясь с ним наедине. Доран был уважителен, обходителен и внимателен к миссис Баскомб. Он подчеркнул, что в грядущие годы сотни миллионов людей во всем мире будут слушать ее сына Рори, поющего славу Иисусу.
В католических странах, в мусульманских, в Израиле, в городах Африки. Ее сын станет самым влиятельным евангелистом христианского мира со времен Лютера. Он станет выше Билли Грехема, Орала Робертса, двух самых почитаемых миссис Баскомб святых. И ее сын будет спасен от самых ужасных грехов, в которые так легко впасть. Это, вне всякого сомнения, воля Господа.
Дженел наблюдала за обоими. Она была очарована Дораном. Тем, что он мог исполнять все это, не впадая в злобу и корысть.
— Миссис Баскомб, я знаю, что вы идете на эту жертву во имя Иисуса. Большой проблемой здесь является ваш сын Рори. Он мальчик, а вы знаете, что это такое.
Миссис Баскомб печально усмехнулась.
— Да, — сказала она, — я знаю. — Она бросила злобный, ядовитый взгляд на Дженел. — Но мой Рори хороший мальчик. Он сделает так, как я ему скажу.
Доран вздохнул с облегчением.
— Я знал, что могу рассчитывать на вас.
Потом миссис Баскомб холодно сказала:
— Я делаю это ради Иисуса Христа. Но я хотела бы, чтобы был подписан новый контракт. Я хочу пятнадцать процентов от ваших тридцати процентов как его соруководительница. — Она на мгновение замолчала. — И мой муж не должен этого знать.
Доран вздохнул:
— Да поддержит меня эта старая религия, — сказал он. — Надеюсь, что это вам удастся.
Матери Рори это действительно удалось. Никто не знает как. Все было улажено. Единственный, кому не нравилась эта идея, была Дженел. Этот замысел приводил ее в ужас настолько, что она не могла уже спать вместе с Дораном, и он начал обдумывать, как бы отвязаться от нее. У Дорана осталась последняя проблема — найти врача, который бы произвел операцию по вырезанию у четырнадцатилетнего мальчика его яиц. Что было достаточно приемлемо для церковников в прежние времена, то было хорошо и для Дорана, ибо замысел в этом и состоял.
Но дело не выгорело, и разрушителем всего оказалась Дженел. Все они собрались на квартире у Дорана. Доран был поглощен тем, как отговорить миссис Баскомб от ее претензий на пятнадцать процентов за руководство, и он ни на что не обращал внимания. Дженел в это время встала со своего места, взяла Рори за руку и повела его в спальню.
Миссис Баскомб запротестовала:
— Что вы хотите сделать с моим мальчиком?
Дженел ответила своим приятным голосом:
— Все будет прекрасно. Я только хочу показать ему кое-что.
Войдя с ним в спальню, она закрыла за собой дверь на ключ. Затем твердой рукой повела Рори к постели, распустила ему пояс и раздела его. Затем взяла его руки и приложила к своим ногам, а его голову положила к себе на грудь. Через три минуты все было кончено, а затем мальчик, к удивлению Дженел, повел себя совсем не так, как она ожидала. Он стал одеваться, но забыл трусы, открыл снова дверь из спальни и побежал в гостиную. Его первый удар пришелся прямо на Дорана, а потом он стал наносить ему удары как попало и бил его до тех пор, пока отец не унял его.
Лежа рядом со мной без всего, Дженел улыбнулась мне:
— Доран ненавидит меня, хотя прошло шесть лет. Я стоила ему миллионов долларов.
Я улыбнулся.
— А что же было на процессе?
Дженел пожала плечами.
— Нам попался цивилизованный судья. Он поговорил со мной и мальчиком в своей конторе, а затем закрыл дело. Он предупредил родителей и Дорана, что на них нужно бы завести дело, но посоветовал каждому из них хранить обо всем молчание, закрыть рты на замок.
Я немного подумал.