Пустое зеркало
Шрифт:
Майндль кивнул.
— Я не говорю, что согласен с действиями уголовной полиции. Просто есть вопросы, которые требуют ответов.
— Мы можем представить труп животного, — сказал Вертен. Перед встречей с Майндлем он коротко переговорил с Климтом в его камере в окружной тюрьме. — Климт утверждает, что похоронил кота в саду, под абрикосовым деревом рядом со студией.
— Это ничего не доказывает! — резко бросил Майндль. — Мало ли на какие уловки пускается преступник.
— Но вы же сказали, что были против его ареста, — удивился Вертен.
— Я действительно против, пока не появятся еще улики. Тем более что художник был
— У него есть алиби, но он не желает на него ссылаться, — сказал Вертен.
— Это не имеет значения, — буркнул Майндль.
— Вы исходите из того, что у фрейлейн Ландтауэр, кроме герра Климта, никаких знакомых не было? — вмешался в разговор Гросс. — А с девушкой, которая делила с ней квартиру, беседовали?
— Разве девушка могла совершить подобное убийство? — проворчал Майндль. — Тут требовалась недюжинная физическая сила.
Гросс поморщился и качнул головой, разочарованный замечанием бывшего коллеги.
— В день, когда произошло убийство, — сказал Вертен, — Климт получил от фрейлейн Ландтауэр записку, в которой она извинялась, что не может вечером прийти на сеанс позирования. Что вынуждена остаться дома и ухаживать за заболевшей подругой. Климт убедился, что это обман, потому что записку принесла именно та самая подруга. Так что, возможно, фрейлейн Ландтауэр в этот вечер встречалась еще с каким-то мужчиной.
— Следователи побывали на квартире убитой, но не нашли там ничего предосудительного. — Майндль со вздохом снял пенсне и потер переносицу. — Вы должны меня понять. Я не веду это дело, но мне не безразлична репутация венской полиции. Я связался с вами сегодня утром, доктор Гросс, поскольку знал о вашем интересе к этому делу. — Затем он скупо кивнул в сторону Вертена. — И о вашем тоже, адвокат. Я решил поделиться с вами результатами расследования, чтобы предварить возможные недоразумения. Разумеется, наше сотрудничество должно быть основано на самом полном доверии.
— Разумеется, Майндль, — ответил Гросс.
Этот карьерист решил на всякий случай подстраховаться, подумал Вертен. Климт всего лишь художник, но у него есть весьма влиятельные друзья. Очень многие дамы из высшего света Вены готовы позировать ему даже обнаженными. Эти дамы уговорят своих мужей на что угодно. Видимо, благодаря этому Климт уверенно победил на конкурсе и получил серьезные заказы от города, в том числе и на вызвавшую большие споры роспись потолка в вестибюле главного здания Венского университета. Люди в уголовной полиции определенно не понимали, кого упрятали за решетку и какой это может вызвать скандал.
А вот Майндль прекрасно знал, что за человек сидит у них в камере. И если в связи с этим арестом потом полетят головы, свою он сохранит, — поэтому он и привлек к расследованию Гросса. Если криминалисту удастся раскрыть дело, доказав невиновность Климта, инспектор припишет заслугу себе. А если окажется, что Климт действительно преступник, то он ничем не рискует, поскольку взял обещание с Гросса и Вертена хранить тайну. В любом случае Майндль будет в выигрыше. Неудивительно, что этот человек так высоко поднялся по служебной лестнице, подумал Вертен. Точно знает, как маневрировать. Князь Грюненталь не зря сделал его своим протеже. Такой талант не мог пройти незамеченным.
— В этом деле есть кое-что, о чем мы еще не говорили, — сказал Гросс.
— И что это? — спросил Майндль.
— Сцеженная кровь и отрезанные носы, — напомнил Гросс.
Майндль водрузил на нос пенсне.
— Да. Один из наших следователей занимается этим вопросом. Ищет нити, связывающие убийства в Пратере с еврейскими фанатиками.
Вертен застыл в кресле, чувствуя как приливает к лицу кровь.
— Однако пока ничего существенного не найдено. — Майндль заглянул в лежащие на столе бумаги и добавил: — Но есть кое-что, возможно, имеющее отношение к делу. Двое из убитых выполняли какую-то работу для венского доктора-невропатолога еврейского происхождения.
Он передал лист бумаги Гроссу, тот передал его Вертену. На листе были написаны фамилия и адрес: доктор Зигмунд Фрейд, Берг-гассе, [14] 19.
Из управления полиции они сразу направились в Третий район Вены, где Лизель Ландтауэр снимала комнату у некоей фрау Илошня, на Ухатиус-гассе, рядом с трамвайной остановкой. Улица была названа в честь изобретателя-самоучки, артиллерийского капитана барона Фрайхера Франца фон Ухатиуса, который когда-то командовал Венским арсеналом. Среди его изобретений значился и проект примитивного устройства для показа движущихся изображений. Аналогичный аппарат американца Эдисона появился только через пятьдесят лет. Ухатиус снискал воинскую славу и получил генеральское звание за изобретение метода упрочнения бронзовых стволов полевых артиллерийских орудий с помощью наклепа внутренних стальных слоев, что оказалось эффективным в производстве. Однако когда одно из изготовленных по такой технологии орудий взорвалось во время демонстрации перед императором, Ухатиус уехал в Вену, где покончил с собой.
14
Гассе — в переводе с немецкого переулок или улица, обычно небольшая.
Вертен подробно изучал историю этого города, ставшего для него родным, и теперь боролся с искушением поделиться своими знаниями с Гроссом. Он понимал, что сейчас не время.
Они вошли в подъезд. Консьержка, занятая мытьем полов в холле, отправила их на третий этаж. Гросс страдал клаустрофобией и потому, отказавшись воспользоваться лифтом, тяжело пыхтя, двинулся вверх по лестнице.
Инспектор Майндль снабдил его официальным разрешением управления полиции произвести досмотр жилища Лизель.
— Эта трагедия так потрясла ее подругу, Хельгу, что она сразу уехала к родителям в Нижнюю Австрию, — объяснила хозяйка. — Вместе с вещами. В остальном комната такая же точно, какую бедная Лизель покинула накануне своей…
Фрау Илошня всхлипнула.
— Да, да, понимаю. — Гросс погладил ее руку.
— В газетах о Лизель пишут черт знает что, а она была добрая девушка.
Бульварные газеты уже вовсю муссировали арест Климта. Послеполуденные выпуски вышли с заголовками, вроде: «Ссора любовников закончилась смертоубийством» или «Красавица и чудовище». Газета, поместившая этот заголовок рядом с фотографией Климта (они постарались выбрать такую, где у него был демонический вид), напечатала репродукцию его картины «Голая правда», для которой позировала Лизель. Художник газеты приодел ее, чтобы не оскорблять нравственность добрых венских бюргеров обнаженным женским телом.