Пустошь памяти

***

Его привел в чувства прохладный ветерок, и он с трудом поднял свои веки. Между ресниц колебались на ветру мелкие пылинки. Молодой человек понял, что его впалая щека и грудь впечатались во влажный песок. Песочное покрывало нагрелось от тепла его собственного тела. В поле его зрения местами разбросана крупная, светло-серая галька и видны короткие пучки, засыпанной песком, травы. Она уже начала терять первоначальный душисто-зеленый цвет. Они казались пышным и густым клочком темных волос на песчаной лысине. Ветер подул сильнее. Парень сморщил лоб, повернул голову и посмотрел, что же находится перед ним: песок, трава, галька – ничего нового. Мощь

ветра нарастала. Похоже, он решил сделать несколько дел сразу: подгонять легкие темно-серые тучи, разносить частички песка по почти пустому, травяному лугу и покачивать камыши, что росли у небольшого озера. Погода была отвратительная. Ветер нес запах сырости и мокрого песка. Серость окутала все пространство, не оставив ни одного клочка для ярких красок природы.

«Сейчас бы мне не помешали розовые очки.»

Парень оперся на ладони, чтобы приподняться. Мелкая, острая галька впилась в мягкую поверхность руки и окончательно привела его в чувства. Указательный и безымянный пальцы были туго перевязаны бинтами, а к рубцу на ладони, с уже запекшейся кровью, пристали мелкие камушки. Рука запульсировала от давления.

«Невозможно сосредоточиться и понять: где я. Неизвестная для меня местность. С уверенностью могу сказать, что вблизи присутствует водная поверхность. Пляж?»

Ощутив почву под ногами и слегка покачнувшись, перед его глазами потемнел пейзаж. Он закрыл их. Голова кружилась. В ушах зашумело, но ненадолго. С уходом головокружения и давления на мозг он поднял веки, оттряхнул от мокрого песка и травы черный вельветовый костюм. В такое время года в нем было довольно прохладно.

«Где я мог оставить пальто? Неужели я забыл его дома? Или в автомобиле?»

Рукавом пиджака он стряхнул с гладковыбритой щеки песок. Даже под белой рубашкой и атласным жилетом царапались мелкие песчинки. Молодого человека будто осенило, и он судорожно начал что-то искать у себя в карманах.

«Если окрестности не в состоянии мне помочь найти ответы на вопросы, то есть вероятность найти их у себя.»

Он вообще не помнил и даже не мог предположить, что могло быть на дне его карманов. В голове словно стояла пустота. Пробел.

«При временной амнезии есть вероятность воскресить последние воспоминания. Находки в моих карманах, как пощечина, смогут поспособствовать мне вспомнить, где я и по какой причине оказался в данном месте.»

Длинными тонкими пальцами парень выудил из кармана брюк сломанную сигарету с мелкой печатью в виде лилии. Когда-то печать красиво переливалась позолотой, теперь же от частого трения о брючную ткань она стала постепенно исчезать. Больше ничего в карманах найдено не было. Даже бензиновой зажигалки или коробка со спичками.

«В таком случае, покурить не удастся.»

Разочаровавшись, он спрятал обломки сигареты обратно в карман.

Ветер не утихал. Он трепал за темные мелкие кудри, дергал за пиджак и брючины и бил своими порывами по бледному, треугольному лицу. Сильные потоки воздуха даже не давали толком разглядеть окружение и царапали слизистую оболочку глаз.

«Пускает пыль в глаза.»

Прищурившись, парень обратил внимание на неспокойное и мутное озеро. Поверхность воды сильно рябила, следуя за движениями ветра. Высокий, иссушенный рогоз практически ложился к влажной земле. У воды сидела темная фигура, напоминающая черного лебедя на пруду.

– Извините… – окликнул ее молодой человек.

«И как к ней обратиться: "Мисс", "миссис", "мадмуазель"?»

Она сидела на коленях и что-то сжимала в руках.

«Платок? Письмо? Какое мне до ее рук дело?»

Ветер продолжал развивать полы ее черного, прижатого коленями к земле, платья и белого шифонового подъюбника. Окрашенное в черный, павлинье перо на ее берете тоже прогибалось под силой ветра, а черная сетчатая вуаль приоткрывало ее овальное и белое, как скорлупа яйца, лицо. Она слегка повернулась и подняла на него взор своих угольных глаз.

Молодой человек прижал израненную ладонь ко рту и снова окликнул ее:

–Леди!

Она приоткрыла рот и вздохнула. Посмотрела на то, что было у нее в руках, затем сжала нечто тонкими пальцами и спрятала в маленький карман кружевного жакета. Она плавно поднялась с колен, как цапля с гнезда, и пошла в сторону обратившегося, плавно перешагивая высокие клочья травы:

– Хороший был человек, этот ваш Оуэн, – она пыталась перекричать ветер, который как будто назло пытался согнать молодую парочку с лакомого места для рыбаков.

Он слегка нахмурился:

– Что?

«Оуэн? Дорогой мой друг детства, Оуэн? Как же так получилось?»

Молодого человека словно осенило. Неспроста они стояли здесь в черном. Казалось, что он пару дней назад поднимал бокал с шипучим напитком, чтобы высказать свои теплые пожелания молодой семье Клауд, а пару часов назад он уже стоял у мраморной плиты друга.

– Я говорю, хороший был человек. Жизнерадостный. Насколько я помню. Таких Бог обычно забирает молодыми. Себе на радость, естественно. Он же показал нам, что стало после потопа и теперь, наверное, развлекается тем, что лишает каждую семью дорогого им человека, чтобы те смогли расплатиться за собственные грехи. Он и сегодня решил устроить потоп из соленых слез. Для него это дело обычное. Когда-нибудь он ими напьется. И дождь к тому же вот-вот начнется. Он, – она указала пальцем в небо, – только делает вид, что горюет вместе с нами.

«Да что она такое говорит?»

Парень немного опешил от ее слов. Такую девушку, если бы знал раньше, наверняка бы запомнил. Ветер продолжил тянуть их за лоскуты одежды, намекая им находиться как можно дальше от мутного озера.

«Не припомню, чтобы я ее видел раньше?»

– Как долго вы его знали? – в голос спросил ее молодой человек.

– Семья Клауд приезжала к нам в усадьбу почти каждое лето. Потом они переехали в другой город… – между тонких черных бровей показалась еле заметная морщинка, – город… точно не помню названия… Пойдемте ко мне в усадьбу. Невозможно перебить этот ветряной свист. Бог не хочет, чтобы мы обсуждали его нового любимчика под открытым небом.

Он согласился. Ветер действительно становилось тяжело перекричать с каждой минутой. Девушка пошла вперед, приподняв платье, чтобы оно не зацеплялось за жухлую траву и обрубленный рогоз. Ее талия была туго затянута длинным черным поясом, который развивался на ветру как два сплющенных живых угря на сковороде. Павлинье перо продолжало трепыхаться, видимо все еще думая, что является живой птицей, умеет взмахивать крыльями и взмывать навстречу южному солнцу. Сетчатая вуаль полностью открыло лицо. Молодой человек обхватил себя за острые локти: его знобило. От каждого ветряного удара пробирало морозом по всему телу, как молния. Уже были готовы стучать зубы.