Пустой мир. Кровь и честь
Шрифт:
Два часа площади внешнего кольца отражали атаки тристанских отрядов, перебив немало вражеских солдат и сами потеряв немало людей, но ровно до тех пор, пока тристанцы не ввели под купол осадные орудия и минометы, принявшиеся вести огонь по навесной траектории, по уже заранее распределенным координатам, площадями накрывая оборонительные рубежи. Не имевшие никакого прикрытия от артиллерийского огня танки и орудия оказались беззащитными от такого обстрела, и всего несколько минут оказалось достаточно, чтобы большая часть тех, кто не успел отойти, превратилась в оплавленные и перекрученные клочья металла, охваченные ярким голубым пламенем бушующей плазмы. Собирая остатки ополчения, тоже успевшие отступить за кольцо, гористарцы организовали планомерных отход, выходя из зоны поражения, но теперь на оставленные ими рубежи выходили тристанские десантники, больше не отставая и не давая шансов для создания новой линии обороны.
Как таковое, сражение развалилось на множество коротких, но отчаянных схваток и перестрелок, переходивших из дома в дом, с улицы на улицу, так что линия фронта порой проходила буквально по коридорам, разделявших комнаты. Индивидуально, по вооружению и подготовке, регулярные части двух баронатов были практически идентичны, ни в чем не уступая друг другу, и здесь, при зачистке здания очень многое решалось уже при помощи везения и интуиции, а так же отчаянного желания выжить и продержаться хотя бы еще несколько минут, но тристанцы, пусть и замедлившись, но все же уверенно вытесняли противника из одного за другим участков обороны, загоняя к ратуше, где уже закреплялись и переводили дух те из ополченцев, кто еще не отчаялся и был готов продолжать драться.
***
Эдвард высадился из личного транспорта уже под куполом, облаченный в облегченный боевой экзоскелет, вместе с взводом телохранителей, в одном из тех кварталов, где только что прошли бои. Отдельные схватки, состоявшие в основном из уничтожения окруженных групп противника, еще оглашали загрязненный дымом, пеплом и пороховой грязью воздух хлопками гранат и треском стрельбы, но именно здесь, как знал молодой барон, находился дворец Респира, где он, почти что в изгнании, вдали от королевского двора и гористарского дома, постепенно сходил с ума, вынашивая свой изощренный план мести. И именно из-за того, что еще могло остаться во дворце после этого человека, Эдвард и организовал наступление на Росс, вылившееся в столь кровавый штурм. Честно признать, понесенные потери и огласка этого события теперь его не особо и волновали, открытый конфликт с Гористарским домом все равно должен произойти, рано или поздно, так пусть он хотя бы нанесет первый удар, уже готовый ко всему остальному, чем будет сидеть вместо этого в своем замке и выжидать, когда преемник Гористара уделит и для него время.
Переход к парадному входу дворца был разрушен прямым попаданием артиллерийского снаряда, оставившего от него только несколько кусков опорных конструкций, торчавших теперь в разные стороны, и пришлось двигаться в обход, спустившись на нижний уровень и пытаясь зайти внутрь через гаражи для личного и служебного транспорта. Из-за этого необходимо было сделать довольно большой круг по другим улицам, некоторые из которых перегорожены разбитой военной или гражданской техникой или же развалинами зданий, попавших под обстрел.
На одной из них Эдвард столкнулся с группой тристанских военных, окруживший небольшой храм Неба, где, кажется, закрепилась группа ополченцев, отказавшихся бросить оружие и теперь готовившихся лишь дороже продать свои жизни. Почему-то штурм еще не начали, остановленные только жрецом культа, стоявшего перед дверьми храма с раскинутыми в стороны руками, пытавшегося защитить это святое место от посягательств людей с оружием. Офицер тристанцев неловко оглядывался по сторонам, пока его солдаты брали на прицел узкие окна собора, где изредка мелькали лица ополченцев, белые и напуганные. Небольшое каменное здание, выполненное в классическом стиле подобных храмов, с длинными и узкими окнами, высокими и узкими дверьми, толстыми стенами и многочисленной каменной резьбой, украшавшей все доступное пространство стен, со стилистическими и антропоморфными фигурами Небесных Богов. Часть здания была серьезно опалена, а высокая башня, какими обычно завершались подобные храмы, и вовсе сбита прямым попаданиям, развалившись на груду каменных обломков, перегораживавших часть улицы.
– Офицер! Что здесь происходит? – спросил Эдвард, заинтересованный этой ситуацией и решивший подойти ближе. Обернувшийся на звук офицер тут же встал по стойке смирно и поднес правую руку к козырьку.
– Господин барон, здесь у нас патовая ситуация, и мы не знаем, как следует поступать в таких случаях, - доложил он, указывая на храм, - Здания религиозного предназначения являются нейтральными и могут служить в качестве безопасной территории для гражданского населения в зоне ведения боев, но внутри сейчас засела группа вооруженных людей из состава ополчения. Мы блокировали все выходы, но они отказываются сами сдаться, в то время как мы не можем пойти на штурм. Кроме того, внутри храма есть несколько жрецов, в случае штурма они могут попасть в зону поражения… -
– Начинайте штурм, - приказал Эдвард твердым голосом, не терпящим возражений, - Пленных быть не должно, вне зависимости, будет ли у них в руках оружие или нет…
– Вы не можете нарушать покой святого места!
– слепой жрец, слышавший их разговор, сделал несколько шагов вперед, собственным телом закрывая свой храм, - Это место принадлежит Небу! Никто не смеет осквернять обитель богов человеческой кровью! Кара их обрушиться на голову каждого, кто поднимет руку на их храм!
– Кара? – рука в броне, усиленной псевдомускулатурой, вылетела вперед, сграбастав жреца за воротник и подняв тщедушное тело старика в воздух. Беспомощно болтая ногами в нескольких сантиметрах над тротуарной плиткой и вцепившись пальцами в горячий металл, жрец что-то еще хрипел, но из-за сдавленного горла его слова превращались в непонятные звуки. Эдвард поднял забрало, посмотрев на жреца, туда, где должны быть глаза, - Кара?! Твои боги позволили ей умереть! Твои столь могущественные боги позволили ей истечь кровью прямо на ступеньках их храма! И где же их могущество? Где?! Отвечай! – он встряхнул тело жреца так, что его голова закачалась из стороны в сторону, как у куклы, - Почему они не поразили своей волей ее убийцу? Почему не обрушили на него своей гнев, как вы говорите?! На человека, вступившего на святую землю с оружием в руках! Почему не спасли ее! Почему она умерла, а я остался жить?! Почему?!!
– Ты… ты… - жрец пытался что-то сказать, и Эдвард даже ослабил хватку, позволив ему хотя бы дышать, - Ты барон Тристанский… я чувствую это по твоей боли. Это испытание тебе, сможешь ли ты пройти, выдержишь ли ты то, что боги приготовили для тебя… - даже не смотря на то, что Эдвард в любую секунду мог раздавить его шею, он все равно оставался верен своим богам, - Будь верен своей судьбе, барон…
– Ты все равно веришь в своих богов? – Эдвард отказывался слышать его слова, чувство леденящей ненависти ко всей этой лжи, какой ему сейчас казался Культ Неба, заливало его с головой, проникая в каждый нерв, - А они верят в тебя? Будут ли защищать тебя? – он поднял жреца еще выше, а потом с силой метнул тщедушное тело в приоткрытые двери храма, от удара распахнувшихся во всю ширину и пропустившие тело дальше, куда-то вглубь зала. Не поворачиваясь, барон отдал приказ, - Огонь!
Солдаты открыли стрельбу по окнам и дверям, круша все, что попадало в прицел, следом полетели осколочные и зажигательные гранаты, взрывавшиеся внутри и вспыхивавшие яркими снопами пламени, захватывавшими интерьер храма и людей внутри. Подошедшие ближе огнеметчики залили окна струями химического пламени, превратив собор в один большой и сплошной пожар. Огонь рвался наружу изо всех щелей, полностью закрыв оконные и дверные проемы, своим ревом заглушая даже крики заживо сгоравших внутри людей. Кто-то попытался вырваться из дверей, весь охваченный огнем, истошно крича и пытаясь сбить с себя пламя, но попал под еще одну струю, выпущенную огнеметчиком, и повалился на каменные ступени, несколько секунд еще вопя и пытаясь перекатами сбить с себя пожиравший его огонь, но вскоре замер. Только смрад горящего мяса стал слишком сильным, так что даже Эдвард отступил на шаг, неотрывно глядя на подожженный им храм.
И где эти Великие Боги, что должны следить за их миром? Где их сила и могущество, если каждый может осквернить столь святое место, в котором их слуги возносят им хвалу и приносят жертвы? Неужели все, что они говорят, это сплошная ложь, и сами эти боги выдуманы, чтобы эту ложь поддерживать? Или же в действительности им просто все равно, что творят смертные в этом безумном мире, до какого им и дела никакого нет, всего лишь глупые насекомые, копошащиеся в луже грязи, брезгливо отброшенной в сторону. С гибелью Изабеллы равнодушие к подобным религиозным истериям у Эдварда переросло в ненависть. Пусть он и не особо почитал древних богов, но их равнодушие к смерти столь дорогого для него человека вбило последний клин в его отношение к этому культу. Лжецы и обманщики, не больше и не меньше, вот что можно говорить о жрецах, проповедующих эту религию, собиравшую невинные и наивные души, но не дававшей взамен ничего, кроме пустой надежды. Быть может, надежда, что дарили верующим проповеди, тоже кое-чего стоила, но теперь у барона не было надежды, не было и желания верить. Культ Неба тоже должен ответить за ее смерть, пусть и не так, как Респир, но его вина в этом тоже есть. Может быть, другие и не поймут, но в голове Эдварда как живая вставала картина падающей прямо на окровавленные ступеньки храма его возлюбленной. И слепой лик жреца, стоявшего в дверях и не сделавшего ничего, чтобы помочь им, просто смотревшего на происходящее с таким же спокойным выражением лица, как и на все остальное.