Пустой Трон
Шрифт:
Мы немного отклонились к северу, объезжая отрог холма, и увидели их. Яркие косые лучи солнца, пробиваясь сквозь прорехи в облаках, высвечивали на вершине холма христианские знамена и блестели на клинках ожидающих там воинов. Шестьдесят пять человек, всего шестьдесят пять - плотная стена из щитов, два ряда на вершине холма под украшенными крестом флагами, нас отделяла от них еще формирующуюся стена из щитов Хаки, а ближе к нам и правее стояли его лошади под охраной мальчишек.
– Рэдвальд, - сказал я, - нужны трое, чтобы отогнать лошадей.
– Господин, - откликнулся он.
– Отправляйся с ним, Годрик!
– приказал я слуге и поднял тяжелое ясеневое копье. Норманны еще нас не заметили. Они знали лишь, что конный отряд мерсийцев проник вглубь территории Хаки, и норвежцы бросились в погоню, надеясь их перерезать, но теперь обнаружат, что их заманили в ловушку.
– Убейте их!
– крикнул я, пришпорив лошадь.
Убейте их. Вот о чем хотят слагать песни поэты. Ночью, в доме, когда под балками скапливается густой дым от очага и наполнены элем рога, арфист ударяет по струнам и поет песни о битве. Это песни о нашей семье, о нашем народе, так мы помним прошлое. Мы называем поэтов бардами, а это слово означает человека, который придает вещам форму. Поэт придает форму нашему прошлому, чтобы мы помнили славу предков и как они привели нас на эту землю и дали женщин, скот и славу. Я думаю, никто не сложит норвежских песен о Хаки, потому что это будет саксонская песнь о победе саксов.
И мы бросились в атаку. Я крепко сжал в руке копье и притянул поближе щит, а мой конь по имени Чуткий, храброе создание, прогрохотал по земле тяжелыми копытами, слева и справа неслись другие кони - низко склоненные копья, пар от дыхания лошадей. И враги обернулись в изумлении, воины в задних рядах стены из щитов глядели на нас, и я заметил разрыв в ряду и знал, что они обречены. За ними, на холме, ожидающие саксонские воины побежали за своими лошадьми, но резню начнем мы.
И мы начали.
Я сосредоточил свой взгляд на высоком чернобородом воине в великолепной кольчуге и в шлеме с орлиными перьями. Он что-то кричал, видно, призывал своих людей примкнуть щиты к его щиту с изображением расправившего крылья орла, но увидев мой взгляд, понял, что его ожидает. Он приготовился, подняв свой щит и отведя меч назад. Я понял, что он ударит Чуткого, надеясь или ослепить моего жеребца, или выбить ему зубы. Всегда атакуй лошадь, а не всадника. Ранишь или убьешь лошадь, и всадник окажется в роли беззащитной жертвы. Стена из щитов распалась, рассеялась в страхе, я услышал, как воины помчались вдогонку за беглецами. Я опустил свое копье и нацелил его, тронув пяткой левый бок коня, и он отскочил в сторону, когда чернобородый нанес удар. Его меч полоснул по груди Чуткого, от свирепого удара проступила кровь, но замах оказался не смертелен и не нанес никаких увечий, и в то же мгновение мое копье пробило щит, проломив ивовые доски и прошло дальше, пронзив кольчугу. Я почувствовал, как острие раздробило его грудь и, бросив ясеневое древко, выхватил из ножен Воронов Клюв и развернул Чуткого, чтобы вонзить меч в спину другому воину. Клинок, выкованный чародеем, разрубил кольчугу, как древесную кору. Чуткий разбросал в стороны двух воинов, мы опять развернулись для атаки, и теперь всё поле превратилось в сплошной хаос метавшихся в панике людей, среди которых носились, сея смерть, всадники. Еще больше всадников появилось со стороны холма, все наши люди орали и убивали, над нами развевались знамена.
– Меревал!
– внезапно раздался пронзительный голос.
– Останови лошадей.
Кучка норвежцев добралась до своих лошадей, но Меревал, суровый воин, повел людей убить их. Хаки всё еще был жив, собрав вокруг себя около тридцати-сорока воинов, которые окружили своего господина тесным кольцом щитов, им лишь оставалось наблюдать, как их друзей безжалостно рубили. Но и мы тоже потеряли людей, я видел скакавших без всадников трех лошадей и одну умирающую лошадь, ее копыта судорожно бились в луже крови, в которой она лежала. Я поскакал к ней и обрушил меч на голову человека, с трудом поднявшегося на ноги. Он был слегка оглушен, и я оглушил его еще сильнее, рубанув по шлему, он опять упал наземь, другой норманн подскочил ко мне слева, обеими руками замахнувшись топором, но Чуткий вильнул в сторону, выгнувшись не хуже кошки, и топор лишь слегка царапнул мой щит, мы опять развернулись, я нанес удар Вороновым Клювом и увидел, как брызнула кровь. Я кричал, подбадривал своих воинов и выкрикивал свое имя, чтобы мертвецы узнали, кто отправил их в царство теней.
Я помчался вперед, опустив меч, высматривая белого коня по кличке Гаст, и увидел его в пятидесяти-шестидесяти шагах впереди. Всадник с мечом в руке мчался к остаткам стены из щитов Хаки, но неожиданно на пути Гаста выросли три всадника в надежде задержать его. Но потом мне пришлось позабыть о Гасте, потому что меня атаковал воин, замахнувшись мечом над головой. Он потерял свой шлем, половина лица залита кровью. Еще больше крови сочилось на уровне пояса, но лицо было зловеще, глаза беспощадны - выкованное в битвах лицо, и он жаждал моей смерти. Я отбил его меч Вороновым Клювом, который надвое расколол клинок врага, чье острие проткнуло переднюю луку моего седла, застряв в нем. Рукоять с оставшимся обломком вспорола мой правый сапог, и я почувствовал, как хлынула кровь, когда воин отступил. Я обрушил вниз Воронов Клюв, раскроив ему череп, и поскакал дальше, заметив, что Гербрухт спешился и обрушил топор на мертвого или почти мертвого воина. Гербрухт уже выпотрошил свою жертву, а теперь, похоже, вознамерился еще отделить мясо от костей, с яростными воплями рубя тяжелым клинком и удобряя траву летевшими в разные стороны ошметками плоти, крови, кусками кольчуги и раздробленными костями.
– Ты что творишь?
– заорал я на него.
– Он обозвал меня жирдяем!
– прокричал в ответ Гербрухт, фриз, присоединившийся к нашему отряду этой зимой.
– Этот ублюдок назвал меня жирдяем!
– Ты и есть жирдяй, - заметил я, это было правдой. У Гербрухта был живот как у беременной свиньи, ноги - как два ствола дерева, а из-под бороды торчали целых три подбородка, но он был непомерно силен. Наводящий страх противник в сражении и верное плечо в стене из щитов.
– Теперь он не осмелится назвать меня жирдяем, - загремел Гербрухт и опустил топор на череп мертвеца, разрубив его надвое, так что вывалились мозги.
– Мерзкий подонок.
– Ты слишком много ешь, - сказал я.
– Так я всегда голоден.
Развернув лошадь, я заметил, что битва уже завершена. Хаки и его товарищи в стене из щитов еще были живы, но их подавили числом и окружили. Наши саксы спешились, добивая раненых и сдирая с трупов кольчуги, оружие, серебро и золото. Как и всем норманнам, этим воинам нравились браслеты, показывавшие удаль в битве, и мы сложили в кучу браслеты вместе с брошами, украшенными ножнами и цепями на продырявленный мечами и залитый кровью плащ. Я взял себе браслет с трупа чернобородого. Это был кусок золота с выгравированными на нем угловатыми письменами, употребляемыми норманнами, я надел его на левую руку, добавив к другим своим браслетам. Ситрик довольно ухмылялся. Он захватил пленника, перепуганного подростка, почти мужчину.
– Наш единственный оставшийся в живых, господин, - сказал Ситрик.
– Он останется в живых, - сказал я.
– Но сперва отруби ему руку, которой держит меч, и дай ему лошадь. Тогда он может уйти.
Хаки наблюдал за нами. Я подъехал к выжившим норвежцам и остановился, чтобы взглянуть на него. Он был коренастым воином с покрытым шрамами лицом и каштановой бородой. Его шлем в схватке слетел с головы, а всклокоченные волосы потемнели от крови. Уши у него торчали в стороны, как ручки кувшина. Он дерзко скрестил со мной взгляд. Молот Тора в золотом обрамлении висел на облаченной в кольчугу груди. Рядом с ним я насчитал двадцать семь человек. Они сбились в тесный круг, выставив щиты.
– Стань христианином, - окликнул я его на датском, - и возможно, будешь жить.
Он понял меня, хотя я сомневался, что датский - его родной язык. Он посмеялся над моим предложением и сплюнул. Я ведь даже не знал, правду ли говорил ему, хотя многих поверженных врагов пощадили, когда они согласились сменить веру и покреститься. Решения тут принимал не я, а всадник на высоком белом коне по имени Гаст. Я повернулся к кольцу всадников, окруживших Хаки и его выживших воинов, но всадник на белой лошади не обратил на меня внимания.