Пустоземские камни
Шрифт:
– И что? – глухо проговорил Егорыч.
– А что? Лучше, батя, если ты разберешь дом и перенесешь на другое место, пока он сам не рухнул. Если успеешь. А то он, как и сарай, того...
– Чего того? – зарычал Егорыч, сжимая кулаки.
– Ага. И вообще, переночевали бы вы сегодня у соседей от греха...
– Господи... – прошептала побледневшая супруга.
– Да, такие вот дела, – вздохнул чужак.
Егорыча душили и страх, и злость, и обида. Он даже не заикнулся про ущерб, хотя об этом ему и следовало сейчас подумать. Он
– Раньше надо было сообщать, – развел руками москвич. – А теперь – что ж...
Егорыч не пошел ночевать к соседям. Работы в его дворе продолжались всю ночь, а он так и сидел на крыльце, не сомкнув глаз. Сидел, хотя усталость валила с ног. Сидел и прислушивался, как тихонько вздрагивает и шевелится под ним земля, как помаленьку оседает и корежится родимый дом.
На следующий день после полудня в поселке увидели Севу – как всегда, бодрого и деловитого. На плече у него висело новенькое помповое ружье со складным прикладом. Свидетелями его появления стали трое мужиков, которые стояли, подперев магазин, курили папиросы и распивали одну бутылку пива на троих.
Сева зашел в магазин, купил сигарет и бутылку газировки. Вышел на улицу, закурил.
– Пойду поохочусь, – сказал он, уловив пристальные взгляды мужиков.
Те не ответили, молча проводив его взглядами. Минут через пять один из них – кубообразный Степа Брикет – раздумчиво проговорил:
– Любопытно было узнать, на кого?
– Последний заяц еще при колхозах удобрениями отравился, – согласился его товарищ.
– В позатом году у бабки Жучихи свинья в лес убежала, – добавил третий. – Может, словит ее, дикую...
После этого они допили бутылку и пересчитали оставшуюся наличность. С учетом освободившейся стеклотары, которую можно было здесь же сдать, хватало еще на одно пиво и пачку папирос.
Они еще некоторое время стояли у магазина, курили, бережно отпивали из бутылки и роняли всякие малозначительные фразы. И вдруг раздался выстрел.
– Глянь! Уже шмаляет.
– Рядом где-то. Прямо за рекой.
– Пожалуй, стадо увидел.
– Ясное дело, перепугался. Городской же человек...
– Вот же чудило. Даром что ружье хорошее.
– Дрянь, а не ружье. Я помочиться дальше могу, чем оно стрельнет.
Снова раздался выстрел. И сразу же – еще один. Это прозвучало уже как-то тревожно. Мужики даже отклеились от стенки магазина и посмотрели в сторону реки. Ничего они, конечно, не увидели.
– Не пойму я... – нахмурился Степа.
И опять раздался выстрел.
– Слышали? Вроде крик...
– Надо бы это... Сходить, что ли. Поглядеть. А то...
Вся троица поспешно направилась к переправе. По пути было слышно еще три выстрела, и это помогло не ошибиться с направлением. За мостом стало ясно, что пальба ведется в ельнике, нависающем над спуском к реке, – больше было негде.
Ребята прибавили шагу. И
– Клещи его там заели, что ли? – бормотал Степа.
Они ступили в черно-зеленую еловую гущу и пошли дальше, отодвигая с пути тяжелые ветви. Очередное «помогите» раздалось уже совсем близко.
Степан увидел Севу первым. Увидел – и встал как вкопанный, тараща глаза.
– Вот же чудило! – только и смог выговорить он.
Его товарищи, заметив Севу, сказали приблизительно такие же слова.
Сева висел в метре от земли на каких-то лианах. Несколько молодых пышных елок оказались опутаны толстыми, тускло блестящими стеблями, сходившимися у земли в единый мощный ствол. В этих стеблях и завис Сева, беспомощно дрыгающий конечностями и кричащий о помощи. Ружье уже валялось внизу, рядом краснели цилиндрики стреляных гильз.
– Ну ты попал! – с чувством проговорил Степан, делая попытку выдернуть москвича из растительного плена.
– Глядите сами не попадите, – ответил тот, приободрившись при виде спасателей.
– Да мы уж не попадем, не волнуйся. Это только вы попадаете...
– Как же так угораздило, это ж уметь надо!
Между тем попытки вызволить Севу успеха не приносили. Два мощных стебля перехлестнулись у него через туловище – от пояса к плечу, еще один обвил ногу. Десятки более мелких опутали руки и ноги, заползли в карманы жилетки, уцепились даже за ремень джинсов.
Сева свободной рукой вытащил из футляра свой нож и попробовал пилить, но тщетно. Мужики облились тремя потами, пока не осилили задачу. Пока двое оттягивали стебли в стороны, Степан по частям освобождал пленника, выдергивая из западни то руку, то ногу.
Наконец Сева вывалился из паутины, упал на землю и некоторое время лежал, нервно дрожа.
– Вставай, чего разлегся?
– Нет, ты скажи, зачем туда полез, обезьянья твоя душа?
– Я не полез, – проговорил Сева, переводя дыхание. – Я подошел посмотреть, что тут за джунгли выросли. Пока смотрел – одной ногой зацепился, другой запутался... Гляжу – а я уже повис. И никуда. Лучше вы расскажите, что у вас за кусты такие растут, что людям пройти нельзя?
– Кусты как кусты, не хуже, чем у вас в Москве.
– Вообще я таких не видал еще... – осторожно проговорил один из мужиков.
Все замолкли и еще раз посмотрели на захлестнутые лианами елки. И поняли, что действительно никто не видел ничего подобного. Пучок, из которого тянулись темные упругие стебли, был толще и мощнее, чем все растения вокруг, включая и деревья. Он словно бы верховодил над ельником, захватив его в свою власть.
Мужикам стало неуютно.
– Пошли отсюда, а?
– Да уж, пошли...
Все четверо зашагали прочь от странного места, постепенно набирая темп. И вдруг позади раздался оглушительный треск. Сева сорвался, пробежал метров десять и лишь затем остановился посмотреть.