Пустынник. Война
Шрифт:
Мы продолжаем идти в полной тишине до Кургана. Я сам не замечаю, как мы доходим до места и вот уже тут и там появляются металлические проржавевшие кресты с потрескавшимися табличками с именами. Я слышал, что некоторые люди не особенно любят бывать на кладбищах. Мол, страшно. Я не знаю, мне приходилось здесь бывать и ничего кроме любопытства эти кресты и полумесяцы у меня никогда не вызывали. На некоторых занесенных песком могилах даже есть фотографии умерших людей в стекле. Это самое интересное для меня – смотреть на лица тех, кого уже нет и думать об их жизни до того, как обшитый металлическими листами Камаз привез их тела, а рядовые вроде меня достали лопаты и выкопали очередную могилу, вгрызаясь в сухую потрескавшуюся землю.
Аллея Памяти Павших выделяется среди сотен металлических постаментов, разбросанных как попало. У нее нет отдельного забора или ограждений, но у входа на тропинку, ведущую к мертвым воинам цитадели стоят по обеим сторонам два проржавевших бронетранспортера. На броне одного из них намалевано белой краской: «Мы помним».
Мы проходим мимо бронетранспортеров, которые словно охраняют покой мертвых и идем по тропинке. Справа и слева мелькают фотографии на металлических крестах. Кроме фамилии также указано звание и подразделение: дозорная служба, ударный батальон или взвод обеспечения. Я тихо усмехаюсь, думая о взводе обеспечения. Вот уж кто точно умирает своей смертью в тепле цитадели вдали от песчаных бурь и столкновений с бандитами, которыми полна пустошь. Но все равно они отправляются на Аллею Павших, как и те, кто погиб с оружием в руках, как мастер-сержант или ефрейтор Слава.
Наверное, то о чем я думаю про взвод обеспечения это считается плохими мыслями и так думать нельзя об умерших, но что делать. В мире живых нет справедливости и судя по Аллее павших в мире мертвых ей тоже места нет.
Мы подходим к недавно вырытым могилам, возле которых еще лежат куски земли. Я сразу вижу крест, на котором выбито: мастер-сержант дозорной службы Артем Михайлович Горин.
–Привет, Артем, – тихо сказал я.
Странно, для меня он всегда был мастер-сержант, сержант, Горин или иногда мы его называли Гор. А вот только теперь я впервые обратился к нему по имени. Я даже не знал, как его зовут, если честно. Он так сильно остался в моем сознании мастер-сержантом, что теперь странно было подумать, что у него к тому же есть имя и его на самом деле зовут Артем. Будто звание заменило его имя. Я смотрю на крест и еще думаю, что лежащего в каких-то полутора метрах под землей человека мне как раз и предлагают оболгать перед полковником для собственной выгоды и выгоды лейтенанта Хадина. И подленькая-подленькая мысль тут же проскакивает в голове: «Ну что, Олег, ему тут станет хуже от этого?»
Я краем глаза заметил движение и увидел, что Круглова тихо осела на землю, глядя на стоящий перед ней крест.
Нашла.
***
Я лезу в карман и достаю сигарету. Они у нас ценность в цитадели и одна сигарета равна дневной пайке по стоимости, если говорить о торговле бартером. Говорят, что до Первой Экспансии сигарету можно было взять у любого курящего прохожего, просто попросив. Если и это правда, то забавный все-таки был мир, до того как его превратили в засыхающую в пылевых бурях пустошь.
Чиркнув спичкой я прикуриваю драгоценную сигарету, что могу позволить себе не так уж часто в жизни, максимум раз-два в месяц, если получится. Сизый дымок взлетает в светлеющее небо, а дрянь в скрученной сигарете, как мне кажется, делает меня на один краткий миг счастливым. В голову ударяет легкий дурман.
Сидящая на коленях в стороне мама Славы покачивается из стороны в сторону и тихо что-то шепчет. Я понимаю, что еще пара минут и нам нужно уходить, т.к. светлеет очень быстро, время выхода я не рассчитал. Подойдя к Светлане Игоревне, я положил руку ей на плечо и тихо сказал:
–Нам нужно идти. Я могу дать еще пару минут, но солнце вот-вот покажется.
–Да, я понимаю, – сказала она, не отрывая взгляд от креста.
Проходит еще несколько минут в полнейшей тишине и я говорю:
–Пора.
Женщина кивает, по-прежнему не отрывая глаз от креста, затем говорит:
–А знаешь, дозорный, это ведь я его должна была убить.
Я не спрашиваю о чем она. Да и зачем. Просто смотрю на нее, но она явно хочет, чтобы я не пропустил эти слова мимо ушей. Поднявшись на ноги, она говорит:
–Должна была. Да.
–О чем вы…
–Слава мне не родной, – тихо сказала женщина. – Приемный, – посмотрев на меня, она тихо продолжила, глядя прямо перед собой: – ты знаешь сказку про Черную Смерть? Про то, что ночью в цитадели ходит иногда Черная Смерть и забирает души у детей?
–Старая сказка, давно уже ее не слышал.
–Это не сказка, Олег. Это правда. Черная Смерть – это я.
В один момент мне показалось, что мама ефрейтора просто сошла с ума. Но она посмотрела на меня совершенно ясным и внятным взглядом:
–Прошел третий год, после Первой Экспансии, когда мы оказались тут, у стен цитадели. Сначала все как у всех: паника, не понимание что происходит. Все надеялись, что МЧС или полиция нас спасут. Что придет армия и всех выручит. Потом был лагерь беженцев, где еще можно было достать воду и пропитание. Потом в лагере начались беспорядки, моего мужа ранили там во время бойни в палаточном городке. Я даже не знаю, что там произошло. Говорят, вода закончилась в колонках и люди пошли на штурм. Как бы то ни было, за одну ночь лагерь на сто тысяч человек перестал существовать. Мы бежали оттуда куда глаза глядят. Спустя месяцев восемь скитаний по временным лагерям и крепостям, оказались тут, у стен цитадели. Раньше тут был небольшой лагерь возле стен. Всех крепость вместить не могла, но администрация выделяла нам немного воды и даже охраняла палаточный лагерь, взамен мы помогали копать ров вокруг цитадели. Время от времени из цитадели приезжали рекрутеры и забирали тех, кто мог принести пользу внутри. Конечно, никому не нужны были менеджеры и офисный планктон, а вот врачей и инженеров забирали сразу. Таким внутри находилось местечко. Я то, – она горько усмехнулась, – была всего лишь продажником, а мой муж работал дизайнером. Такие как мы в цитадели не нужны были. Так вот, рана в лагере беженцев дала о себе знать и мужу стало хуже, ему нужен был врач. Врач был только в цитадели. Однажды, во время работ я подошла к одному из офицеров. Я была готова на все, лишь бы моего мужа забрали в цитадель. Тот только грустно покачал головой:
–В цитадели и так много лишних ртов. Не могу, прости.
–Что хочешь, проси.
–Что хочешь?
–Да.
–А если муж заругает? – усмехнулся офицер.
–Не заругает, он поймет.
–Ну смотри, сегодня приду в палатку.
Я думала, что он придет, чтобы меня поиметь. Так многие военные делали, трахали баб в лагере за воду, а они надеялись, что те их заберут в цитадель. Но офицер пришел для другого. Когда он зашел в палатку, муж лежал в беспамятстве.
Сев на топтанчик, он спросил:
–Прямо на все готова, чтобы в цитадель попасть?
–Да.
–Не нужно раздеваться, – ответил офицер, – у тебя будет намного более грязная работа, чем раздвигать ноги перед солдатней. Нужно будет убивать.
И я убивала, солдатик. Убивала беспризорных детей, которых стало в крепости слишком много. Выгонять администрация их не хотела, чтобы не вызвать недовольства или бунта, а вот по тихонькому придушить ночью? Военные кому предлагали, те отказались от этой грязной работы, поэтому лейтенант и решил выбрать кого-то из палаточного лагеря. Вот и все, я получала списки тех, кто по крепости слоняется без дела из беспризорных детей, чьи родители погибли на стенах при обороне или просто от голода и болезней. Бывало, что избавлялась от стариков и старух, родственники которых перестали о них заботиться. И все рады: администрация, которая так просто избавлялась от лишних ртов и детишки со стариками не мучались. Да и среди народа не было волнений, что детей со стариками за стену вышвыривают. Всем было от этого хорошо, все закрывали на это глаза кто знал или догадывался, но кто-то должен был делать эту грязную работу. Тут много кто из-за меня лежит на этом кладбище, солдатик.