Пустыня смерти
Шрифт:
— Ого! — не удержалась я, — он больной?! Ой!
Хан хмыкнул, и воцарилась тишина.
— Ты меня боишься.
— Да, — не стала я отрицать.
Мягко пересыпался песок, и чужие пальцы скользнули по моему лицу, убирая в сторону накидку, защищающую нос и губы от песчаного ветра. Я чуть нахмурилась, а лорд разглядывал меня словно статуэтку, не пробовал прикоснуться, просто смотрел.
— Я совсем не страшный.
— Я бы так не сказала.
— Что ж. Не думаю, что я боюсь Нуо IV так, как боишься меня ты, но мне от него зябко. Подобное ощущение рождается в душе, когда рядом агрессивная ха-змея, уже не делящая мир на «своих» и «чужих». Ты просто знаешь, что на тебя смотрят и рассматривают тебя как набор мяса. Бывший император смотрит именно так. Он сделает всё, чтобы убить Али. Он сделает всё, чтобы не допустить ребёнка ко двору. Но. И это то, из-за чего я сейчас в граде Тысячи сердец. Весь двор пришёл в движение. На твоём пути, когда ты поедешь сюда, появятся люди. Не только, чтобы убить, но и чтобы помочь. Нуо IV исчерпал терпение многих, и теперь он будет за это расплачиваться…
— А вы ему в этом поможете, — подсказала я.
Хан кивнул.
— Я выиграю для вас время. Столько, сколько смогу. Берегись моего брата. Он будет продолжать свои попытки добраться до Али, они связаны кровью только через нашего отца, да и то, как бы не нагуляла его та… гулящая… Но ещё больше берегись его внимания. Ты красивая женщина, а он на таких падок.
— Учту, — благодарно кивнула я.
А потом сон дрогнул и растаял, забирая меня в другое место.
В ещё один сон. Только этот был куда более реальным, колючим, больным и настоящим.
Шелестел песок. Я слышала его голос, я слышала женский голос, поющий колыбельную, но он был не в силах прорваться сквозь щиты, окружающие высокую песчаную дюну. На которой, сердце стукнуло в горле, был Али. Не один. В руках у моего чудесного ребёнка был лук. Глаза его были пустыми, так смотрят убийцы и палачи.
А вокруг были… кошмары?! Монстры?! Теневые твари?!
Я не знаю, что за гадость то и дело набрасывалась на холм, где был мальчишка.
Я видела только то, что он убивал их, сопротивляясь всем попыткам до него добраться.
И ощущала, что это то, чего происходить не должно, ни в коем случае, ни в коем разе.
Мой отчаянный крик подхватил ветер, влился в колыбельную и разбился о щит.
— Он не услышит, — нежные руки легли на мои плечи, подтянули ближе, укутывая в тёплые, успокаивающие объятия. — Моё возлюбленное дитя.
— Мама… — мой тихий голос потерялся в песке, из которого она состояла.
Дух пустыни, её воплощение, её сердце и душа звонко засмеялась.
— Я всегда знала, что мой ребёнок самый умный на свете. Зачем ты пришла, малышка?
— Я не знаю. Но я должна вытащить Али оттуда! Что с ним происходит?!
— Это кошмары. Они присланы тем, кто не может убить его, потому что ты защищаешь его. Если нельзя добраться прямым способом, всегда найдётся что-то, за что можно будет зацепиться способом косвенным. Каждый, кого он убивает — это его личный кошмар, его боль, страх, отражение. С каждым убитым, он теряет крупицу себя. Изменения ещё не зашли далеко, но недалёк тот час, когда ему уже будет невозможно помочь.
— Я так не могу! Я так не хочу…
— Тогда иди. Ты не то и не другое. Ты не принадлежишь сейчас сну, но и не принадлежишь миру настоящему. Ты идёшь по кромке и сможешь пройти. Только не оглядывайся.
Я кинула.
Не оглядываться, так не оглядываться.
— Что будет, если этих кошмаров убью я?
— Те крупицы человечности, что потерял этот ребёнок — к нему вернутся.
— Спасибо, — от души поблагодарила я. — Присмотришь потом за ним?
— Ты хочешь этого?
— Да!
— Тогда сделаю, — пустыня вокруг меня смеялась, искажая пространство. — Только сломай щит.
Щит сломать сразу у меня не получилось. Человеческие руки были недостаточно сильны, чтобы удержать оба живых меча и атаковать с достаточной силой, но у меня было то, с чем я ещё сама толком не разобралась. Тот самый облик — половинчатый, пограничный.
Змеиный хвост был довольно устойчив, я в этом уже успела убедиться. Кости стали прочнее, руки сильнее, и, ударив по щиту со всех сил, на этот раз я его разбила. А дальше не было ничего особенного, я делала то, что хорошо умела — танцевала и убивала одновременно.
Первый же убитый кошмар вызвал сверкающее ядро, врезавшееся в тело застывшего на дюне Али.
Я никогда не слышала, чтобы люди так кричали. Отчаянно, срываясь на вой и переходя на почти неслышный скулёж на одной ноте.
Второе сверкающее ядро вызвало ещё более худшие последствия. А потом я уже ничего не слышала.
Мягкие ладони плотно закрыли мои уши, а голос пустыни резонировал в моей душе:
— Так нужно. Не останавливайся.
И я не останавливалась.
В вихре стали и алых змеиных тканей мчалась вокруг песчаной дюны, возвращая ребёнку то, что он начал терять. И то, что потерять ни в коем случае не должен был. А потом сидела с ним на дюне, его голова на моих ногах, и плакала, в первый раз за… очень много лет.
— Тёплые… — Али открыл глаза, завеса длинных мокрющих ресниц скрывала ещё немного пустые глаза, в которых отражалась бездна боли.
Как же ему было больно.
— Что тёплые, Али? — тихо шепнула я, отводя с его лица влажные пряди волос.
— Твои слёзы, они тёплые… и солёные.
— Извини, — решительным движением я стёрла слезы и заставила себя улыбнуться. — Как ты?
— Лучше… Тут лучше, — мальчишка ткнул себя в район сердца. — Я снова вижу тебя, настоящую. Ты такая красивая! Я могу улыбаться, восхищаться тем, что вокруг.
— А раньше не мог?
— Не знаю. Изображал больше.
— Когда это началось? — спросила я.
— Не знаю, — мальчик покачал головой. — Я не понимал… Не понимаю до сих пор, что это было, и как оно работало. Но это было очень быстро. Всё происходило за считанные часы. Возможно, завтра я мог бы и не проснуться. Но у меня есть ты.
— Разве это хорошо? — наклонившись, я поцеловала легко Али в висок и выпрямилась.
— Да, — кивнул он, снова смежая ресницы. — Это замечательно. Теперь у меня есть ты… и ещё Ен. Вы же не бросите меня?