Путь Базилио
Шрифт:
— Спасидочки, — сказал он, — вы очччень добрая. И ужжжжасно красивая, — добавил он, видя, что предыдущий комплимент её не убедил.
Газель выдохнула — пфууу — и вернулась к ведёрку. Буратина тоже набил себе рот и заработал челюстью — так, что за ушами затрещало.
Тем временем над сценой опустили занавес. Он был из грубой холстины, зато весь разрисован. На нём были танцующие человечки, девочки в черных масках, страшные бородатые люди в колпаках со звездами, солнце, похожее на блин с носом и глазами, и другие занимательные картинки. Буратина тут же забыл обо всём прочем и принялся увлечённо их разглядывать. Очень скоро у него зарябило в глазах: перегруженная ассоциативка начала сбоить.
Тут из-под занавеса выбрался пёсик — длинный, с висучими ушами. Он вытянул мордку в сторону зала, и бамбук заметил, что у него вместо глаз какие-то непонятные пуговицы. Собак шевелил ими, будто принюхивался.
— Воу-воу-воу! — наконец, сказал он — достаточно громко, чтобы шум в зале поутих.
— Дорогие зрители! — начал пёсик. — Меня зовут Напси, и мы начинаем первое и единственное представление крюотивного театра Карабаса бар Раббаса имени Антонена Арто [131] . Крюотивный значит жестокий, и этого будет более чем! Насчёт единственного представления — мы хотели сказать, что оно единственное в своём роде! — пёсик явно ожидал реакции, но не дождался. — То есть каждое наше представление будет единственным, в смысле — неповторимым! — пообещал он, и снова не был оценён по достоинству. Тогда он почесал нос лапой и закруглился так:
131
...представление крюотивного театра имени Антонена Арто.– Антонен Арто (фр. Antonin Artaud, 1896-1948)- французский писатель, поэт, драматург, актёр театра и кино, художник, киносценарист, режиссёр и теоретик театра. Измыслил концепцию «театра жестокости» («th'e^atre de la cruaut'e»), или «крюотивного театра». Слово «крюотивный» (от фр. cruaut'e - жестокость и англ.-рус. creative/креатив - придумка, нестандартная идея, фишечка) является, судя по всему, креативом Напси.
— В общем, вас ждёт много разных неожиданностей! Ну а пока наши работники сцены устанавливают декорации, а актёры разогреваются, — тут его мордочку расшарила какая-то сомнительная ухмылочка, — послушайте святое караоке! Исполняет Ева Писториус!
— Это ещё что? — довольно громко спросила соседняя такса, и тут же захлопнула пасть — потому что из-за кулис вышла самая настоящая эквестрийская пони.
Кто такие поняши и на что они способны, в Директории, в общем-то, знали. Так что зал зашумел. И отнюдь не восторженно.
Поняша — огненно-рыжая, совершенно обнажённая, если не считать чёрной бабочки на шее — пошла по сцене, слегка покачивая крупом.
— С-скобейда, вот это нежданчик, — процедила такса сквозь зубы.
Буратина о поняшах слышал краем уха, особого значения услышанному не придавал. Зато ему бросилось в глаза, что попка лошадки ну просто чудо как хороша. Приувядший было сучок вновь напружинился.
Наконец, Ева остановилась посередине сцены и повернулась к публике.
— Здоровья и добра нашим дорогим гостям, — учтиво начала она и поклонилась. — Меня зовут Ева и я из Эквестрии…
В задних рядах кто-то засвистел. Поняша и ухом не повела.
— А сейчас я хочу… — она махнула хвостом, пупица приложилась к флейте и извлекла из неё высокую, скорбную ноту, — исполнить для вас… — жаба дунула в контрабас, глухо звякнула тарелка, — святое караоке Круга Песнопений Найка Борзова… — тут пёсик махнул хвостом, зазвучал клавесин и Ева запела:
— Я маленькая лошадка,
И мне живётся несладко…
Зал приумолк: голос у поняши был и вправду хорош — ну или, во всяком случае, выразителен.
— Мне трудно нести мою ношу — Настанет день, и я её брошу… Я — маленькая лошадка, Но стою очень много денег, Я везу свою большую повозку С того на этот берег…Буратина краем уха уловил странный звук, идущий из зала. Если бы он понял, что это, то б, наверное, удивился. Не каждый день можно услышать дружный хруст вытягиваемых шей.
— Мне хочется плакать, мне хочется смеяться, Мне хочется прыгать, валяться и брыкаться, Чтобы были друзья или хотя бы один, Но я работаю как вол, в моей тележке кокаин!— О-о-о, — тихо застонала аудитория.
Буратина имел самое смутное представление о том, что такое кокаин, поскольку образование в вольерах было светским, а кокаин относился больше к религии. Вроде бы это был какой-то дар Дочки-Матери, ныне утраченный — наподобие сникерса, памперса, флюродроса и других загадочных древних вещей. Но сейчас он почувствовал, что от рыжей лошадки и впрямь исходит нечто, достойное называться словом «кокаин». Что-то очень хорошее, доброе и светлое.
— Я умру очень рано, и я знаю об этом: Может быть, не весной, может быть, ранним летом…— Бе-едненькая, — по-овечьи проблеяла газель за спиной.
— Я люблю слушать песни и костра нюхать дым, Но нельзя мне отвлекаться — я везу кокаин.Такса шмыгнула носом и полезла в карман попонки — за носовым платком.
— Я маленькая лошадка, И мне живётся несладко…— начала поняша по новой, форсируя голос.
Кенга забыла про свои соски. Она сидела неподвижно, вытянувшись, будто аршин проглотила.
— Мне трудно нести мою ношу — Настанет день, и я её брошу…У Буратины защипало глаза: даже до него, тупаря и опездола, дошло, что маленькой лошадке и впрямь тяжелёхонько, и ни одна скобейда суклатыжая ей не поможет. Внезапно захотелось отпиздить всех этих бессердечных блядунов и блядей. Бамбук оскалился и сжал кулаки. То была самая близкая и понятная ему форма сочувствия.
— Я устала ужасно, я хочу отдохнуть, Съесть мешков десять сена и надолго уснуть.Теперь рыданья и насморочные звуки раздавались везде. Контрабас криводушно заревел, оплакивая жизнь и молодость, отданные служению ближним.
Буратине расхотелось драться. Захотелось обнять усталую лошадку и уложить на мягкое сено — и даже не выебать, нет, а просто лечь рядом и слушать её дыхание.
— Я хочу к перелётным птицам вклиниться в клин, Но работа важнее — за спиной кокаин…Оркестранты добавили звука. Жук-ударник вдохновенно взмахнул палочками и выдал крутой соляк на барабанах.