ПУТЬ БЕЗ УКАЗАТЕЛЕЙ
Шрифт:
Перевернутый островок с трудом пролезал в отверстие, он цеплялся за стены и потолок тоннеля, затрудняя продвижение. Дело шло медленно, но зато потери воздуха были минимальными. Под водой молодые люди находились очень близко друг к другу, в полной темноте и тишине. Не смотря на риск, а может именно благодаря ему, эта близость щекотала нервы, возбуждала и дразнила. Виктория глупо хихикала каждый раз, когда сталкивалась лбом с Сафидом, хотя такое поведение было ей совсем несвойственно. Девушка поняла, что Сафид начинает ей по-настоящему нравиться. Трудности сплачивают хороших людей, а если эти люди разного пола, то сплоченность рано или поздно превращается
Прошло минуты три, и их импровизированная подводная лодка застряла. Проход стал слишком узок для колпака. Оставалось либо возвращаться назад и искать более подходящий по размеру островок, либо рисковать и плыть дальше самим, в надежде, что оставшаяся часть пути не превысит их физических возможностей.
Долго думать времени не было, кислород в воздухе под колпаком стремительно убывал. Они решили рискнуть. Первым поплыл Сафид. Они договорились, что если Сафид не вернется через несколько минут, то Виктория должна будет плыть обратно. Если хватит воздуха. Наступил момент истины. Сафид легко поцеловал девушку в дрожащие губы, чуть было, не промахнувшись в темноте, и нырнул под колпак. Виктория закрыла глаза, пытаясь продлить вкус поцелуя на губах.
Не прошло и десяти секунд, как Сафид вернулся.
– Зря мы сидим под этим колпаком, там над водой есть воздушное пространство и оно увеличивается по мере подъема тоннеля.
– Слава богу, мы спасены!
Ребята вынырнули из воды и медленно поплыли вдоль тоннеля. Довольно скоро они оказались на суше, а еще через минуту перед ними были двери, за которыми их ждала сухая комната, еда, одежда и самое главное связь.
Виктория упала без сил и заплакала, наконец-то ее экзамен подошел к концу. Рядом повалился Сафид, он уже успел схватить со стола кусок сочного мяса и протягивал его девушке.
– Давай, скорее, вызывай спасателей, я хочу наружу.
– Считай, что мы уже там.
2.
«Есть места и есть минуты, когда мы до того одиноки, что видим весь мир».
(Жюль Ренар)
Пришлось мириться с молчаливым осуждением коллег, которые просто не в состоянии были понять ее отношений с Кузей. Это не было сложно, жизнь была такой полной, такой радужной, такой счастливой, что Вере просто было все равно. Она была просто влюбленной женщиной. Кузя стал ей близок и дорог, он понимал ее как никто, принимал ее взбалмошный характер как должное, даже восхищался ее импульсивностью. Милый Кузя, мужчина, которого она ждала всю жизнь.
От счастливых мыслей Веру оторвал звук вызова. Тряхнув рыжими кудрями, она ответила доктору Карбовски. Вера знала, что сейчас на ее голову выльется холодный душ предупреждений, опасений и даже угроз. Она и сама понимала рассудком, что очень рискует, серьезно связываясь с таким, как Кузьма, но сердце отказывалось повиноваться. Не в ее характере подчиняться разуму, когда дело касается дел душевных, она ничего не могла с собой поделать. Может, именно поэтому Кузя и полюбил ее?
– Вера, зайди ко мне.
– Сейчас, Виктор Львович.
Вера Сторп побежала к шефу, насвистывая себе под нос что-то веселенькое, а чего ей грустить, ведь она никогда так хорошо себя не ощущала. Пусть за нее переживают и грустят другие, если им это нравится. Карбовски стоял у окна и смотрел, как непрекращающаяся уже третьи сутки пыльная буря, раздирает в клочья последние зеленые листочки
– Верочка, вы отдаете себе отчет, что делаете со своей жизнью?
– Боже мой, Виктор Львович, опять вы за свое, ну сколько можно? Вы терроризируете меня уже целый месяц! Помнится, вы сами настаивали на моем сближении с больным.
– Но не на таком же уровне! Вера, ты же сама меня убеждала, что они не люди…, не знаю, как ты можешь ему так доверять?
– Не знаю, кем он был, но теперь он самый настоящий, живой человек. Я его люблю и тут ничего сделать уже нельзя.
– Ты не боишься, что он просто тебя использует для своих целей?
– Для каких целей? Он смотрит на мир как младенец, у него все в жизни в первый раз, он просто наивный романтик… Может у других… и были какие-то цели, но у него об этом в памяти ничего не осталось. Понимаете? Он станет тем, кем мы его сделаем, он как пустая матрица. При этом он от природы добр, искренен и по настоящему любит меня. Разве можно было все это проигнорировать? Разве любая другая женщина на моем месте смогла бы просто отвернуться от такого человека, от такого чувства? Уверена, что нет.
– За это ты его и любишь. В тебе бродит без выхода нереализованное чувство материнства, ребенка бы тебе…, и все дела.
– За мной не заржавеет, начальник! – Вера задорно улыбалась, глядя прямо в глаза шефа.
– Господи ты…, ты… этого не может быть, ты потеряла последние остатки разума. – Карбовски побледнел и буквально упал на стул.
– Чего вы боитесь, это будет замечательный ребенок. Кроме того, это лишнее доказательство, что Кузьма самый настоящий человек.
Доктор Карбовски запустил ладонь в седую шевелюру, потом схватился за щеки и закрыл глаза. Ему казалось, что мир перевернулся. Не могла Вера Сторп сама, собственными руками, выкопать себе такую яму. Конечно, ей помог этот Кузя! Казалось, у пожилого профессора сейчас начнется сердечный приступ, лицо стало пепельно-серым, легкие отказывались дышать. Уже через мгновение краски вернулись на лицо Карбовски, но состояние шефа так напугало Веру, что ей тоже стало нехорошо. Вера села на ближайший стул и начала глубоко дышать. Как они были похожи сейчас, эти два человека…, оба взволнованы и растеряны, испуганы и расстроены.
– Ты готова рискнуть не только собой, но и ребенком, ты просто сумасшедшая, я упеку тебя в изолированную палату. Конечно, Кузя на воле нашел бы себе другую дурочку и влюбил в себя, но у нее было бы хотя бы оправдание, что она не знала, с кем имеет дело. Но ты то, ты то, прекрасно знаешь…
– Что знаю? Ничего я не знаю, и никто не знает. Прошел месяц, и никаких изменений нет. Никто не убит, никаких диверсий, происшествий, полная тишина. Все как всегда, нам, наверное, все это приснилось.
– Слушай, ты ведь разумный человек, понимаешь, что не может быть следствия без причины. И если мы не знаем причины, то это не значит, что ее нет вовсе, или она несущественная.
– Какая разница, что случилось, то случилось. Я не собираюсь отказываться от своего счастья без конкретных причин. Мне нужны прямые доказательства, тогда я, возможно, что-то стану предпринимать.
– Доказательств нет, и боюсь, никогда не будет. Что же, желаю тебе подольше пребывать в своих радужных иллюзиях…, желательно до конца жизни. Пообещай мне только одно, что ребенок будет полностью обследован сразу же после рождения, и позднее станет постоянно наблюдаться лично у меня.