Путь через равнину
Шрифт:
У Ш'Армуны вдруг мелькнуло подозрение.
— Откуда тебе столько известно о плоскоголовых, Эйла? Вопрос удивил Эйлу. Она была неосторожной в своих высказываниях и не приготовилась, как уклониться от ответа. Она сказала правду:
— Они вырастили меня. Мое племя погибло при землетрясении, и они взяли меня.
— Твое детство, наверное, было еще более трудным, чем у Бругара.
— Нет. В некотором смысле оно было легче. Я не считалась уродливым ребенком, а была просто другой. Одна из Других — так они называют нас. Они ничего не ждали от меня. Некоторые вещи, которые я делала, были так странны для них, что они не знали, что и подумать. Меня считали очень медлительной. Не говорю, что там было легко. Я должна была научиться их языку, их образу жизни, их традициям. Было тяжело, но мне повезло. Иза и Креб, у которых я жила, любили меня. Без них я просто вообще не выжила бы.
Много вопросов хотелось задать Ш'Армуне, но сейчас было неподходящее время.
— Это хорошо, что в тебе нет примеси, тем более что ты едешь в Зеландонии.
Эйла заметила ее многозначительный взгляд в сторону Джондалара и поняла, что она имела в виду. Она вспомнила первую реакцию Джондалара, когда тот узнал, что она выросла в Клане, и это было даже хуже, чем когда он узнал, что ее сын был помесью.
— Откуда ты знаешь, что она еще не познакомилась с ними? — спросил Джондалар.
Ш'Армуна задумалась. Как она узнала? Улыбнувшись, она ответила:
— Ты сказал, что едешь домой, а она сказала «его язык». Язык! Акцент! Теперь я знаю, где я слышала такой акцент. Не такой, как у тебя, Эйла, но похожий. Так говорил Бругар, хотя он не так хорошо говорил на своем языке, как ты на языке Джондалара. Что-то есть в твоей речи такое, чего я никогда не забуду.
Эйла смутилась. Она так усердно училась правильно говорить, но ей никогда не удавалось в совершенстве произносить некоторые звуки.
Ш'Армуна заметила ее смущение.
— Извини, Эйла. Я не хотела тебя обидеть. Ты действительно хорошо говоришь на языке Зеландонии, возможно, лучше, чем я, поскольку многое я забыла. И это не акцент у тебя, а что-то другое. Уверена, что многие и не заметят это. Просто ты помогла мне глубже понять Бругара и Аттароа.
— Понять Аттароа? — спросил Джондалар. — Хотел бы я понять, как можно быть такой жестокой!
— Она не всегда была такой. Когда я вернулась, я восхищалась ею и очень жалела ее. Но она была подготовлена к встрече с Бругаром, как мало кто другой.
— Подготовлена? Странно. К чему подготовлена?
— Подготовлена к его жестокости. С Аттароа плохо обращались в детстве. Она неохотно говорит об этом, но я знаю, что мать ненавидела ее. Кто-то говорил, что мать бросила ее. Она исчезла, и никто не знает, что с ней было дальше. Аттароа приютил мужчина, чья спутница умерла от родов. Приютил при очень подозрительных обстоятельствах. А подозрительными они были потому, что он бил Аттароа и взял ее еще девочкой, не достигшей зрелости. Аттароа выросла среди жестокости. Тот человек умер, и люди того стойбища решили отдать ее новому вождю.
— Без ее согласия? — спросил Джондалар.
— Они уговорили ее и привели познакомиться с Бругаром. Как я говорила, он мог быть очаровательным. А она была весьма привлекательной.
Джондалар кивнул в знак согласия, потому что подметил то же самое.
— Она захотела стать его спутницей, — продолжала Ш'Армуна. — Она поняла, что это — возможность начать новую жизнь. Потом она узнала, что человек, подругой которого она стала, был еще хуже прежнего. Наслаждения Бругара всегда сопровождались ее избиением и унижением. Хотя по-своему он любил ее. Бругар был сильным… очень сильным мужчиной и любил причинять боль женщинам, да и мужчинам тоже. Ты сказала, что плоскоголовым запрещено драться между собой, хотя они могут ударить женщину. Бругару нравилось неповиновение Аттароа. Намного выше его, она была очень сильной. Ему нравилось преодолевать ее сопротивление, и он радовался, когда она дралась с ним. Это оправдывало его склонность причинять ей боль, а самому гордиться своей силой.
Эйла вздрогнула, вспомнив нечто подобное, и на мгновение почувствовала жалость к Аттароа.
— Он рассказывал об этом другим мужчинам, и они одобряли его, — возобновила рассказ Ш'Армуна. — Чем больше она сопротивлялась, тем хуже он обращался с ней, пока сопротивление не было сломлено. Тогда-то он и хотел ее. Интересно, если бы она вначале не сопротивлялась, то захотел бы он ее или нет?
Эйла вспомнила, что Бруд сразу же успокоился, как только она перестала сопротивляться.
— Но я сомневаюсь, — сказала Ш'Армуна. — Позднее, когда Великая Мать благословила ее и она перестала сопротивляться, он не изменился. Она была его спутницей, и он полагал, что может делать с ней все, что хочет.
Эйла никогда не была подругой Бруда, и Бран не разрешил бы ему бить ее.
— И Бругар продолжал избивать ее беременную? — ошеломленно спросил Джондалар.
— Да. Хотя ему, казалось, было приятно, что у Аттароа будет ребенок. Она приходила ко мне за помощью. Ужасные вещи он вытворял над ней. Я просто не могу об этом говорить. Синяки — это пустяк.
— Почему она терпела это? — спросил Джондалар.
— Ей некуда было идти. У нее не было родственников, не было друзей. Люди ее стойбища дали понять, что не хотят, чтобы она вернулась, к тому же она была слишком горда, чтобы сказать, что ее жизнь с вождем не удалась. Я понимаю ее. Никто не бил меня, но мне некуда было идти, хотя у меня и были родные. Я была Той, Кто Служит Матери, и мне не хотелось, чтобы подумали, что я не справляюсь со своими обязанностями.
Джондалар понимающе кивнул.
— Аттароа ненавидела его и вместе с тем любила. Иногда она специально провоцировала его. Возможно, она получала своего рода Наслаждение благодаря жестокости. Сейчас ей не нужен никто. Она получает Наслаждение, причиняя боль мужчинам. Если вы понаблюдаете за ней, то увидите, как она возбуждается.
— Мне почти жаль ее, — сказал Джондалар.
— Жалей ее, но не доверяй, — сказала шаманша. — Она нездорова. Ею владеет зло. Ты понимаешь? Охватывала ли тебя когда-нибудь такая злоба, что любые доводы были бесполезны?