Путь через сомнение
Шрифт:
Джереми ещё пару мгновений смотрел на неё, затем выпустил её плечо и поднял левую руку. Его глаза на мгновение осветились красным. Дождь утих, тьма вокруг сгустилась, не пропуская света.
– Ты ведь знаешь, кто я, не правда ли? – тихо заговорил «Джереми».
Всё ещё было мокро и холодно. Вероника невольно отступила на пару шагов назад, но наткнулась на что-то высокое и твёрдое, как стена. До этого момента она видела только одного человека – или бога, кем её считать? – у кого глаза светились бы так.
– Даже если не знаешь… это уже неважно. – Лицо «Джереми» исказила гримаса гнева. – Важно то, что мои планы рухнули, и кто-то должен за это поплатиться.
Он щёлкнул пальцами и растаял во тьме. Стена за спиной пропала, Вероника невольно отступила ещё на шаг. Кто-то подошёл сзади, прижался к ней, обхватил талию. Другая рука легла на шею, и это прикосновение снова было холоднее льда.
– Думаю, будет честно, если плату возьмёт твой приятель, – прошептал голос Джереми. – Ты же чувствуешь себя виноватой перед ним?
Перед Вероникой из ниоткуда появилось зеркало, и она удивительным образом смогла увидеть в нём себя, как будто для этого не нужен был свет. «Джереми» прижимался к ней всем телом, и в этом было что-то мерзкое, противное. К горлу подкатил комок. Джереми всегда знал, где проходить грань в их дружбе, он никогда не прикасался к Веронике вот так.
– Смотри внимательно, – прошептал «Джереми». – Будет любопытно…
Он выпустил Веронику из объятий и отстранился. Вторая рука легла на шею, сжала. Было больно, воздуха не хватало, Вероника изо всех сил пыталась вдохнуть – не получалось, всё внутри горело огнём. Она пыталась зажмуриться, чтобы не видеть гримасы безумного наслаждения на лице приятеля, но что-то не давало ей этого сделать. Силы будто оставили её, не получалось сопротивляться. Мир вокруг заволокло невидимым туманом, сознание растворялось в нём, и Вероника безвольно отдалась в руки собственного убийцы, как будто понимала – это конец. Огонь внутри таял, уступая место холоду – сначала от кончиков пальцев, потом по всему телу…
– Нет!
Громкий крик заставил её подскочить на месте. Вероника хватала ртом холодный воздух, как будто не могла напиться воды после долгой жажды. Ночной кошмар медленно растворялся, оседая холодными прикосновениями ветерка на коже. Понимание проступало через ужас.
Всё в порядке. Она в своей комнате. Это новый кошмар, ничего сверхъестественного. Просто сон.
Просто сон?
Вероника опустила взгляд, машинально потёрла шею, как будто могла ощутить следы ледяных прикосновений. Слишком… слишком по-настоящему. А что, если та, кто притворялся Джереми, была способна протянуть свои руки через явь в её сны и убить её на самом деле?
Отчаянно хотелось поговорить с кем-то об этом, но не выйдет. Соседок уже несколько дней нет – одна пропала, вторая закончила академию и должна была освободить постель уже через две недели. Война закончилась, после неё как-то надо было жить дальше, и поступление Мэй на службу в штаб действующих героев было одним из знаков, что это самое «после» существует, ощутимо, и его даже можно потрогать руками. Да и отсутствие Алины помогало это понять – после того, как вскрылось её мошенничество, бывшая подруга старалась не показываться Веронике на глаза.
Она пару мгновений колебалась. Можно было позвать Адена, но это не дело. Не должен он каждый раз приходить, едва Веронике станет плохо, или кошмар приснится, или ещё что… Сама справится. Впервые, что ли?
Вероника глубоко вздохнула, выдохнула. Сон окончательно отступил. Она оглянулась на электронные часы на подоконнике – 4:04. Отлично. До подъёма меньше двух часов, до тренировки с отцом чуть больше – утром собрание в мэрии, потому решили начать пораньше. Смысл засыпать снова? Вероника растянулась на кровати и уставилась в потолок.
Дурацкое состояние. Ещё больше захотелось выговориться, но не хотелось никого беспокоить. Сердце тянулось к чему-то близкому, родному, и ответ появился сам собой – мама. Сколько времени они уже не разговаривали? Наверное, с момента, когда всё началось, то есть – с отъезда Вероники в Россию. Где-то там, между делом, она звонила в Воронеж, хотела сказать, что на пару дней стала ближе к дому, но мамы не оказалось на месте. А потом всё завертелось, и стало не до того…
Вероника поднялась на ноги, скользнула к столу. Достала несколько чистых листков, ручку, вывела «Здравствуй, мама!» на русском языке вверху первой странички, и застыла. Оказалось, это не так легко… Она снова склонилась над столом.
«Прости, что давно не разговаривали. Столько всего навалилось в последнее время… Боюсь, ты не поверишь. Я отыскала отца, познакомилась с замечательным человеком… вернее, богом… Но давай по порядку».
Буквы сплетались в слова, слова – в предложения. Вероника сама не замечала, как с каждой новой строчкой ей становилось легче, будто кто-то разгружал из души на землю вагон кирпичей. Как и не замечала, что дверь иногда приоткрывалась – всего на мгновение, и в щёлку заглядывала девчонка лет пятнадцати, русоволосая, невысокая, до боли похожая на Веронику и непохожая одновременно. И если бы Вероника сейчас оглянулась, то узнала бы в любопытной особе свою подругу Алину, с которой рассорилась пару недель назад…
***
Мир грёз изменился. Да, прошло сто восемьдесят лет, да, долгие годы отсутствия не так легко восполнить. Можно придумать ещё десяток похожих отговорок, но суть не изменится – для Адена это место было чужим. И неделя, проведённая здесь, не помогла почувствовать хоть какое-то родство; и от того, как здесь всё переменилось, становилось только хуже.
Пышная обстановка, напоминавшая Букингемский дворец, уступила место новым осколкам и обломкам человеческой жизни. Аден видел такие в фильмах: танцпол модного ночного клуба, стол для бильярда, над которым низко нависала блестящая металлическая рама с лампами, стол для карточных игр, американский бар… Некоторые братья и сёстры обустроили личные комнаты – из одного дверного проёма виднелись обои кричаще-розового цвета, через другой можно было рассмотреть игровую приставку на полу перед огромной плазмой. Настоящий авангард… или постмодернизм… или как там называется полная безвкусица у людей?
Привычных деталей осталось немного. Хрустальный шар в два человеческих роста высотой по-прежнему стоял в центре зала. Молочная дымка устилала пол и потолок, и оттого казалось, что зал парит в облаках. Свободные от божественного вмешательства стены занавешивала воздушная красная ткань. Постаравшись, Аден мог отыскать взглядом и библиотеку Ведущей битву – три книжных шкафа задвинуты в дальний угол, рядом с ними стояло кресло слишком яркого синего цвета. А ещё дверь в мир людей привычно скрипела, как будто за сто восемьдесят лет не отыскалось никого, кто мог бы смазать петли.