Путь Черной молнии
Шрифт:
– Ну, о какой старости ты говоришь, ты у меня самая молодая и красивая мама,- он поглаживал ее руку, как когда-то она сама любила его успокаивать, - мам, наверно твой знакомый помог со свиданием?
Саша поднес палец к губам, давая понять, что их могут прослушивать. Она кивнула.
– Да - да, конечно, я все поняла. Саша, расскажи, что у вас там произошло? Почему тебя обвиняют в тяжких преступлениях?
– Во многом обвиняют. Конкретики мало, в основном стараются навязать то, чего по большому счету не было.
Чтобы сильно не волновать мать, он рассказал вкратце, упуская серьезные моменты, о которых ей не стоило знать.
– Что же теперь будет, сынок?
– Будет суд.
– Ты понимаешь, что кое-кому из вас грозит высшая мера,- ее глаза стали наполняться слезами.
– Мам, я никого не убил. Нам пришлось отстаивать свои права, мы защищались, иначе в той ситуации нас бы искалечили. Многого не могу рассказать - это выглядит жутко. В показаниях я вынужден стоять на своем, а по-другому меня могут подвести под расстрельную статью. Мам, что бы тебе там не наговорили, как бы вам не преподносили, что мы убийцы и бандиты - не верь. Наша доля вины есть, не отрицаю, но власть повела себя еще хуже. Теперь все в их руках, нас стараются разобщить и половина тех, кто принимал участие в бунте, уже стали предателями. Пожалуй, ты можешь за меня гордиться, в тяжелый момент я не стал предавать своих друзей и доносить на них. Я остаюсь со своими товарищами до конца.
– Ты всегда был таким, я не помню такого случая, чтобы ты прошел мимо чьей-то беды. Саша - Саша, ну почему судьба к нам так не милостива, почему мы иногда страдаем за кого-то?
– Мам, люди вокруг разные, я начал здесь понимать, что всех не обогреешь, но пройти мимо несправедливости не могу. Я не сторонник убийств, и потому отношусь к властям с презрением, они доказали нам, что могут быть палачами. Я противник драк, но здесь с моим характером, иначе не выживешь, мне всегда приходилось отстаивать свои взгляды.
– Вот я и говорю, что участь тебе нелегкая досталась.
– Мам, я не могу иначе, поверь. Жить, зарыв в песок голову, подобно страусу и ничего не замечать - это не для меня. В тюрьме столько творится несправедливости. Я вспомнил твой рассказ, как вы с отцом познакомились. Много изменилось с тех пор? Я думаю, что нет, как власть была деспотичная, такая и осталась. Беспредел в первую очередь исходит от администрации, а чтобы нас услышали там - наверху, нам необходимо было громко о себе заявлять.
– Вот вы и заявили...
– Мама, никто не ожидал таких последствий. Мои друзья погибли. Мне тяжело об этом вспоминать, я никогда бы не подумал, что в нас станут стрелять, а потом калечить. Хотя сейчас начинаю понимать, что во многом, мы тоже были не правы. В своей жизни я мало видел смертей, и потому так остро воспринимаю гибель своих товарищей.
Знаешь, мам, мне иногда хочется оказаться рядом с дедом, и чтобы ты была с нами вместе - это единственное на земле место, где я по- настоящему чувствовал себя свободным и счастливым.
Екатерине не хотелось думать, что через полчаса они расстанутся, она молча слушала и смотрела на повзрослевшего сына, и ни как не могла наглядеться.
– Я бы многое отдала, чтобы мы с тобой оказались сейчас в Михеевке, рядом с нашими родными.
– Мам, я думаю, что мы когда - нибудь уедем с тобой туда.
Она кивнула, поддерживая сына.
– Как там отец?
– Плохо Саша, пьет беспробудно. Я бы давно ушла от него, но тогда мне придется бросить работу и уехать из города. Но теперь, пока не решится твоя судьба, я ни за что не покину тебя, а там будет видно, может правда, уеду к папе.
Наш общий знакомый передает тебе привет и просит по возможности, не показывать свой крутой норов, - она улыбнулась.
Саша догадался, что речь идет об Александре Петровиче.
– И ему передай привет, огромное спасибо за помощь, я всегда буду помнить и ценить его дружбу. Он замечательный человек.
– Правда, Саш, ты тоже считаешь, что он хороший?- спросила, и слегка покраснела.
– Да, мам, считаю, он тебе и мне помогает, я всегда буду благодарен ему.
Время свидания закончилось. Дверь открылась, и сержант пригласил Екатерину на выход. Она поднялась из-за стола, подошла к сыну, мужественно взглянула ему в лицо и, перекрестив три раза, тихо произнесла:
– Храни тебя Господь, сынок,- поцеловала в щеку и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
Глава 46
В тюрьме. Следствие
Инна возвращалась в Новосибирск без сына, она оставила его до конца лета у родителей. Две недели ей посчастливилось гостить под Ригой, недалеко от Бабитского озера, в местечке Kaupi, где родной дед Инны имел свою усадьбу. Пока самолет находился в воздухе, она наблюдала за проплывающими внизу ватными облаками, полями, лесами, и задумывалась о жизни.
Завтра заканчивается ее административный отпуск и снова работа. Отдыхать хорошо, если ее прибывание в родительском доме можно назвать праздником. Гинтаре - мама Инны, очень любила цветы, а больше всего ее привлекали лилии разных сортов. Цветочные клумбы вокруг дома благоухали от ароматов, занятие - разводить цветы с раннего детства мать передала своей дочери. Инна любила ухаживать за цветами, порой до самого вечера ей приходилось пропалывать клумбы, даже спину ломило от напряжения.
В часы уединения ей приходилось часто вспоминать о просьбе своего нового знакомого. Ему удалось заинтересовать Инну: до сих пор не могла понять, почему ей нужно было на две недели уезжать из города. "Может это как-то связано с уголовным делом моего сына?
– гадала она,- или в какой-то мере с обстановкой в колонии". Тон Алексея, с каким он обратился к ней, давал ей почву к размышлению - это даже не походило на просьбу, а скорее на нажим. Она не любила, когда в ее жизни присутствовали неразрешенные вопросы, и потому считала, что при выходе на работу, сразу же поставит точку.
Алексей признался ей той ночью, что она нравится ему. Что же в этом плохого, если провести тайный опрос: "Нравится ли кому-нибудь из заключенных Инесса Петровна, то ответ будет однозначным - да!"
Мужчин, особенно за решеткой, понять не сложно, и делятся они не на много категорий: одним женщина нужна для ежеминутной утехи, другим для того, чтобы их пожалели, и только единицы могли сказать, что хотят женщину по любви. Относился ли Алексей к третьей категории, Инна точно не знала, но их разговоры, его признание, что она пришлась ему по душе, и его безвозмездная помощь, заставляли ее ум работать в другом направлении. Конечно их дружеская "интрижка" не может долго продолжаться: все его похождения в санчасть уже известны в оперативном отделе, и как только Ефремов объявится на работе, ее ждет серьезный разговор. "Да плевать мне на Ефремова и на его службу, хоть сегодня напишу заявление на увольнение. Разве это работа, когда за тобой дневальный чуть ли не в туалете подсматривает, а потом докладывает. Омерзительно все это! Ефремов привык так жить и работать. Уж мне ли не знать его, слава Богу пожила с ним и знаю его темные стороны. Мне внутренняя свобода нужна и хорошие люди, чтобы окружали. Разве можно так жить? Сколько было случаев: приходит больной и просит: "Инесса Петровна, помогите, пожалуйста, хочу отлежаться в отряде - недомогаю". Я ему выписываю освобождение от работы, а через два дня Ефремов мне заявляет: "Ты совсем уже не соображаешь, что делаешь. От работы освободила, он специально к тебе за этим приходил, а сам в отряде игру в карты организовал, и все эти дни спокойно отдыхал".