Путь Черной молнии
Шрифт:
– Нет, я один в семье. А что спросил?
– Да есть в тебе, что-то такое,- загадочно улыбнулся Леха,- знаешь, когда полгода в тюрьме просидит человек - это еще не показатель, а ты выходит не по годам смышленый.
– Меня тоже было кому учить, батя мой сидел не раз, порой под хмельком начнет про лагеря рассказывать, а я все на ус мотал.
– А характером ты тоже в него?
– По части драк, видимо в него, но больше я в мать и в деда своего пошел. Мама у меня очень справедливая, а терпения у нее на десятерых таких,
– Ой, Санек, а у кого из нас матери плохие, мы только здесь начинаем понимать, что роднее и ближе матери, нет человека. На свиданки они, передачки, тоже они. У меня мамка болеет, а все равно возле зоны иногда бывает, не знаю, дождется ли,- грустно сказал Леха, она ведь еще и к отцу на свиданки ездит. Жалко мне ее.
– Тебе сколько еще до конца срока осталось?- спросил Сашка.
– Да фигня - двушка, на одной ноге на толчке просижу,- повеселел Сибирский,- а тебе сколько?
– Четыре с хвостиком еще, здесь на двух ногах придется стоять, на одной долго,- пошутил Санька,- Леха, а как быть с моими, так сказать подельниками с Зелей и Глазуном? Не смогу я их бросить.
– А вот с них и начни. Они пацаны еще не испорченные, разжуй им, что к чему, объясни, кто такие Равиль с Пархатым, и создавай свою семью. Не бойся, ты же Жеке шнопак (нос) развернул, если что и Равилю поправишь, а пацаны тебе будут хорошим прикрытием, тем более вы одной делюгой (дело) повязаны,- засмеялся Сибирский.
Они попращались до вечера, крепким и дружеским рукопожатием. Воробей, не откладывая в долгий ящик решил поговорить с Зелей и Глазуном. Если вечером заварится каша, то ему придется брать сторону Сибирского, а его пацаны из Равилевской семьи окажутся по другую сторону.
"Во! На ловца и зверь бежит",- подумал Сашка, увидев выходящего из отряда Зелю.
– А где Глазун?
– Там в отряде, подушку ухом давит.
– Зеля, зови его, разговор есть серьезный.
– На сколько тысяч?- пошутил он.
– Бери больше, говорю тебе - серьезный.
Через пять минут пацаны собрались на улице и, направляясь к центральному плацу, не спеша, пошли к бане. Там располагался более спокойный закуток, где можно посидеть и поговорить, не боясь быть услышанными.
– Короче, пацаны, рассусоливать не буду, говорю прямо: положение наше незавидное, мы сейчас находимся между молотом и наковальней. Сибирским все известно, темнить не буду, нас троих "круто" подставил Равиль, - пацаны напряглись, слушая, не совсем понятное начало Воробья,- мы за него сделали грязную работу,- серьезно заметил Сашка.
– Но подожди, ведь Равиль все это делал с подачи Дрона,- запротестовал Зеля.
– То-то и оно, что никто не знает всю правду. Братва в зоне осуждает этот наезд, тем более он был не по понятиям: одним словом, стремно все прошло.
Чтобы сразу не ошарашить пацанов своей новостью, Санек решил сначала обрисовать картину в общем, а затем признаться им
– Равиль по натуре своей - трус и перестраховщик, а Пархатый - беспредельщик и бык без мозгов, но обложив себя такими, как мы, они диктуют условия всем в отряде и кое-кому в зоне. Сегодня вечером выходит из ШИЗО Пархатый, а Леха Сибирский со своей братвой придет спросить с него за ночной инцидент.
Зеля и Глазун еще не совсем поняли, куда клонит Сашка, но с тревогой в глазах продолжали молча слушать.
– Вы понимаете, в какую историю мы влипли? Если Дрон выйдет с кичи и соберет зоновский сходняк, то братва будет разбираться. Сибирские - уважаемые пацаны и как сход решит, так и будет. Пархатый отойдет в сторону и будет продолжать изгаляться в отряде над всеми, а Равиль вывернется. Пострадаем только мы трое, нас обязательно пустят крайними, потому как, никто не захочет взвалить на себя этот груз. Дрон и братва шутить с нами не будут, либо на ножи нас посадят, либо... Ну, сами понимаете,- мрачно закончил Сашка.
– Слушай, а чё теперь делать? Мы же не попрем против Равиля, - тревожно заметил Глазун.
– Я вижу пока два выхода,- продолжал Воробей,- либо мне в изолятор сесть и просить, чтобы Дрон выслушал меня, а там будь, что будет или уйти от Равиля и создать свою семью.
– Как ты себе это представляешь, ты что, к мужикам пойдешь?- изумленно спросил Зеля.
– А мужики, что по-вашему - быдло, или дубины неотесанные? Это вы со слов Равиля и Пархатого судите о них так, как -будто они лучшего не заслуживают. Где вообще уважение! Вы-то сами пришли сюда мужиками, это уже потом определились, кем быть и за кого. Сибирские к своим мужикам относятся по-человечески, у них нет беспредела, а у нас в отряде мужики бесправные, бугры и эти двое им духоту создали. Пацаны, нам надо решить и уйти из семьи Равиля.
– Сань, ты думаешь, чё говоришь, кто ж нас отпустит, нам же блатные весь кислород перекроют!- еще больше запротестовал Зеля.
– Я, наверно в отличие от вас, думаю. Вами сейчас руководит страх и отчаяние, а вы стряхните с себя эту дремоту. Зеля, кого ты называешь блатными? Горелого! Да у него броня во лбу четыре пальца, он только руководимый или все остальные из их семей по-твоему тоже блатные.
– Что ты предлагаешь?- спросил Глазун.
– Сегодня после разбора, мы втроем объявим Равилю о выходе из семьи.
– Сань, да это мужикам хорошо, погрызлись между собой и оттолкнулись друг от друга. Я говорю тебе, нам не дадут.
– Слышь Зеля, хорош труса праздновать, я предлагаю нам создать свою семью. Ну, кто нам запретит? Равиль или Пархатый?
– Сашка обвел пацанов взглядом,- я за вас! Сашка протянул руку ладонью вверх,- а вы?
Настал переломный момент. Сашке хотелось верить в этих двух, еще не тронутых зоновской гнильцой пацанов. Первым его ударил по ладошке Зеля:
– А, будь что будет, я с тобой.