Путь до весны
Шрифт:
Испуганные, бледные хенвальдские служанки натаскали ей целую ванну горячей воды, и Кристина первым делом вымыла голову — та уже начала чесаться. Затем женщина быстро вытерлась и оделась: конечно, платьев у неё с собой не было (хотя жаль, что ей не пришло в голову взять с собой хотя бы одно), и пришлось надеть на официальную беседу серый дорожный камзол, на локтях которого зияли прорехи. Другие её вещи отправили в стирку или на починку, и этот камзол оказался самым целым из всех, что у неё были, остальные же оказались гораздо более рваными. Также она нашла просторные
Кристина принимала Хенвальда в его собственном рабочем кабинете — небольшом тёмном помещении, большую часть которого занимал дубовый стол с высоким жёстким креслом. Окошко было зашторено серыми плотными занавесками, а пол покрыт коричневым весьма искусно сделанным ковром. На столе стоял небольшой канделябр с тремя свечами, столько же горело на шкафе возле дверей, а вот бронзовая люстра под потолком пустовала. Хенвальда ввели сюда два стражника, и Кристина кивнула им, велев остаться внутри и встать у входа. Всё-таки она несколько боялась оставаться с мятежником наедине.
Хенвальд напоследок решил одеться понаряднее: на нём была белая рубашка с коричневой отделкой на рукавах, сверху — красная котта нараспашку, вышитая золотом, широкий ремень из чёрной кожи… Ткань на правом плече чуть выпирала: видимо, там были бинты.
Что ж, значит, в этом его и казнят.
Кристине надоело вести с ним бессмысленные разговоры, и, когда Хенвальд в очередной раз смерил её презрительным взглядом, она спросила:
— Граф Роберт передал, что вы хотели убить меня. — Она выразительно взглянула на юношу-писаря, одного из молодых айсбургских гвардейцев, которого капитан Больдт назначил ей в помощники на этом допросе. Юноша тут же схватил перо, готовый записывать ответ. — То есть это и была цель вашего восстания?
— А какая теперь разница? — хмыкнул Хенвальд.
— Помнится, во время наших неудавшихся переговоров вы ответили мне примерно так же, — вспомнила она. Живот снова пронзило болью, и Кристина поморщилась. — Но, ваше пока ещё сиятельство, разница правда есть. Если бы вы меня убили, то… что дальше?
— Может быть, тогда бы лорд Штейнберг хотя бы попытался задуматься о том, с кем ему впредь стоит заключать союз, — пожал плечами Ульрих.
Кристина вздохнула. Она знала, что внятного ответа вряд ли добьётся, но всё же уточнила:
— И вы надеялись, что моё убийство сойдёт вам с рук?
— До того, как этот старый боров Варден убедил меня открыть вам ворота, — с внезапной охотой заговорил Хенвальд, — я был уверен, что сойдёт. Ты не погибла в битве на Зелёном тракте, и я ждал, что ты пойдёшь на штурм. В штурме погибнуть куда легче, чем в обычной битве, ты это знаешь? — Это его «ты» коробило, потому что Кристина всё-таки привыкла к элементарному уважению со стороны вассалов, в том числе и мужниных, но сейчас она всё же не стала его поправлять. — Ты бы умерла, а я бы, может, и успокоился. Кто знает, что было бы тогда.
— А после ваших переговоров с графом Робертом вы решили, что терять вам нечего, и подали мне отравленное вино, — догадалась Кристина.
— Взял бы тебя в ад за компанию, — оскалился Хенвальд.
Кристина взглянула на писаря — тот кивнул, давая понять, что записал всё, до единого слова.
— Уведите его, — устало позвала она стражников, — и приведите сюда графиню.
— Надеюсь, хотя бы дочь мою ты допрашивать не будешь, — горько усмехнулся Ульрих, спокойно отдаваясь на милость стражников.
Чтобы хоть немного побороть боль, Кристина обхватила живот руками и тут же услышала голос писаря:
— Миледи, вы ранены?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто… просто устала.
Графиня Хенвальд, в отличие от мужа, до сих пор не переоделась: на ней было всё то же неброское серое платье со шнуровкой спереди и испачканный белый вейл на распущенных волосах. Что ж, теперь в ближайшие сорок дней волосы в причёску она убирать не будет, по крайней мере, прилюдно. А серое платье придётся сменить на чёрное.
— Ваше сиятельство, напомните, пожалуйста, как вас зовут, — попросила Кристина, стараясь сделать голос мягче и сострадательнее.
Она правда сочувствовала этой женщине, но всё же оставить её с дочерью править отобранными у Ульриха землями не могла. Мало кого в этой ситуации волнуют личные чувства Кристины, да и руководствоваться ими в принятии решения нельзя. Здесь у неё один советчик — закон. А законы Драффарии Кристина знала неплохо, ибо её с детства заставляли заучивать наиболее важные части свода. И она помнила, что предатели и мятежники всегда расплачиваются смертью, а их семьи лишаются прав на земли и титулы. Так что графиня с дочерью потеряют всё, станут никем, но с жизнью, слава Богу, не расстанутся.
Графиня молчала, и Кристина попросила вновь:
— Ваше сиятельство, назовите ваше имя.
— Грет… Гретхен, — откашлявшись, тихо отозвалась женщина. — Маргарита, — поправила она.
У Кристины в мыслях мелькнуло, что Нолде бы её имя сократили до, например, «Мэгги».
Графиня Маргарита стояла, сцепив пальцы в замок и не поднимая взгляда. Будто она боялась смотреть леди Коллинз-Штейнберг в глаза. Может, так оно и есть… Всё-таки нелегко глядеть в лицо убийце своего сына, хотя леди Элис, помнится, смотрела смело и прямо. Впрочем, и Кристина, в свою очередь, фактической убийцей Джоната не была. Его казнил Генрих, а вот сын графини Маргариты пал именно от её руки.
— Прошу вас, отвечайте честно, — ещё более мягко и деликатно сказала она. — Насколько сильно вы поддерживали своего мужа в его желании разжечь мятеж?
— Я… я делала всё, что он мне говорил, — почти прошептала Маргарита и всхлипнула. Кристина вздрогнула от этого всхлипа: по щекам женщины потекли слёзы. — Я не хотела войны и насилия, я лишь… я подчинялась ему. Как и всякая хорошая жена.
Перо зашуршало по пергаменту — юноша быстро записывал слова женщины.
— Вы не пытались отговорить его? Убедить в том, что не следует это всё затевать? — подсказала Кристина.