Путь Единорога
Шрифт:
Я не хочу печалить вас ничем.
Это один из классических образцов лирической, то есть высокоэмоциональной поэзии, и одновременно - подтверждение моей гипотезы. Здесь в четырех строках - все три времени: прошлое, настоящее, будущее. Таких примеров у меня сотни, самых разных. Я разработал типологию временных отношений в лирике, систематизировал их. Эту гипотезу я почти доказал. Почти - работа еще не завершена. Но если докажу, то из нее произойдет другая гипотеза, которая строго говоря, пока еще не гипотеза, а лишь догадка. А именно: эмоциональная жизнь человека невозможна
– Ты считаешь, что это большое открытие?
– осторожно спрашивал Матвей.
– Во-первых, открытия пока вовсе нет, есть догадки, не больше... А что касается открытия... Скажи, ты помнишь из школы, что сделало человека человеком?
– Еще бы - труд сделал!
– Вот именно. А если когда-нибудь мое открытие состоится, то оно будет означать, что человека сделало человеком осознание фактора времени. А труд только вытесал из обезьян материал для человека.
– Ну это ты, брат, загнул...
– На научном языке это звучит примерно так: "На мой взгляд, уважаемый коллега, ваша гипотеза нуждается в глубоко фундированных исследованиях", смеялся Ренат.
– Но только эта гипотеза выходит далеко за рамки литературы - в психологию, философию. Правда, литература тем и хороша, что выводит на самый широкий круг гносеологических проблем...
– Чего?
– Проблем познания. Но это все впереди, пока я за философию всерьез не брался, пока - вот, конкретика, - и он обеими руками хлопал по стопкам книг.
– А вообще-то мне хочется верить, что все мы - дети времени, что от него зависит вся наша эмоциональная жизнь, жизнь души. Но это я только с тобой так распускаюсь, а в другое время не позволяю себе увлекаться далекой перспективой. Иначе - прости-прощай, моя научная объективность и добросовестность!
Не раз и не два "пытал" Матвей Рената и все примерял его мысли к своей потаенной работе, все старался понять, как же изменится человек, когда откроется ему будущее.
И однажды намекнул, в общих чертах рассказал о том, чем занят дни напролет на чердаке. Но Ренат отреагировал странновато. "Что ж, - сказал он, - это дело интересное. Желаю удачи". И перевел разговор на другую тему...
– ...Ты мой бирюк, - шептала Мила и водила пальчиком по его бороде. Раз, два, три...
– Что ты считаешь?
– Седые волосы...
– Я уже старый.
– Только семь. Не старый.
– Я уже прожил одну жизнь, а теперь живу вторую. Я старше всех абхазских долгожителей.
– Наоборот, ты еще совсем маленький малыш в этой второй жизни. И у тебя есть детские тайны, как у малыша...
– Не надо, Мила.
– Но ведь я все равно узнаю, чем ты там занят на чердаке целыми днями.
– Узнаешь, если
– Что?
– Самогонный аппарат, - засмеялся Матвей.
– Ты смеешься, потому что считаешь меня дурочкой. Сам не хочешь сказать, но я все равно догадалась...
– О! Я, кажется, снова слышу знаменитую колдунью!
– Смейся, смейся... Ты хочешь узнать будущее.
– Ты... Ты...
– опешил Матвей.
– Как ты догадалась?
Теперь засмеялась Мила.
– Вот так-то, таинственный бирюк! Колдовство!
– Нет, правда, откуда?
– Ты не знаешь, что ты говоришь по ночам?
– Неужели?
– искренне удивился Матвей.
– Мне это приятно, - опять засмеялась Мила.
– Это значит, что ты никогда не жил ни с кем... долго.
– И что ж я говорю?
– У тебя есть любимая фраза: "Человек должен знать будущее" - я ее раз пять уже слышала. А иногда ты говоришь так жалобно: "Слепые мы, слепые, как так можно!" - и будто всхлипываешь. Или вдруг заскрипишь зубами страшно и как крикнешь: "Ты покажешь будущее, покажешь!" Я сначала даже пугалась, а теперь привыкла. Я тебя вот так поглажу - и ты сразу успокаиваешься и спишь. Посапываешь, как малыш...
– Да, в разведку меня посылать нельзя, - улыбнулся Матвей смущенно.
– Я и не пущу тебя ни в какую разведку, выдумал! А еще... Обещай, что ты не будешь сердиться! Ну!
Матвей молчал.
– Ну обещай, а то не скажу!
– Обещаю.
– Один раз я решила попробовать... Я слышала, что если человек говорит во сне, то в это время надо взять его за мизинец и задавать любые вопросы - он ответит честно... Я так и сделала однажды... Я тебе только три вопроса задала.
– Какие?
– спросил Матвей недовольно.
– Ну не сердись, пожалуйста, Матвей! Я спросила, правда ли, что ты хочешь сделать что-то такое, чтобы угадать будущее. И ты сказал: "Да". Но это был второй вопрос, а сперва я спросила... Не сердись! Я сбросила: любишь ли ты меня? И знаешь, что ты ответил?
– "Да", что же еще...
– Нет! Ты ответил: "Очень!"
– Это я могу и наяву сказать...
– Ну а мне хотелось, чтобы совсем-совсем-совсем правду...
– Правдолюбка, - улыбнулся Матвей и чмокнул ее в щеку.
– А третий вопрос?
– Понимаешь, Матвей, ты во сне иногда говоришь о каком-то Единороге... Я не понимаю, что... И я спросила: "Кто такой Единорог?" Но ты ничего не ответил. Я снова спросила, и ты забормотал что-то про чуму, войну, время... Я не поняла. Кто это - Единорог?
– Да никто, - сказал Матвей.
– Проста сказку, наверное, вспомнил. Я в детстве сказки любил, мифы... Спи, колдунья.
– Не могу...
– А что случилось?
– Знаешь, мне и хорошо и тревожно. Хорошо, потому что люблю тебя, а тревожно - не понимаю почему... Как будто что-то на нас надвигается... Я чувствую - вон с той стороны, из-за леса. Как будто там что-то собралось, скопилось и медленно-медленно ползет к нам через лес... Страшно.
– Не бойся, ведь я с тобой, - сказал он неуверенно.