Путь единственной
Шрифт:
– Послушницы выказывают смирение перед жрецами Темнейшей Матери, – сказал тот, кто вошёл первым.
– Но ты пока не Послушница, поэтому не будешь наказана за неповиновение, – добавил второй.
– Но одежда тебе не положена. Барбело, раздень её.
Мишель вцепилась в края простыни, что сжимала у груди, обеими руками. Девушке, которую Пробуждённые назвали Барбело, пришлось силой разжимать её пальцы.
– Пусти, – прошипела она. – Хуже будет.
Глядя в расширившиеся от страха глаза демоницы, Мишель разжала пальцы.
– Она проявляла непокорность? – равнодушно спросил один из них другую девушку.
Та, бросив быстрый взгляд на Мишель, ответила:
– Она была послушна. Это впервые, когда она попыталась. Она напугана.
Пробуждённый кивнул. Непонятно, остался удовлетворён ответом, или нет.
На Мишель он смотрел равнодушно. Это равнодушие пробирало до костей, было хуже, чем жестокость и даже садизм. Садист смотрит на свою жертву и видит её. Пробуждённый смотрел на Мишель, как смотрят на неодушевлённый предмет, или, точнее, на подопытное животное. Ты знаешь, что судьба этой мыши предрешена. Так зачем тратить энергию на то, чтобы помнить о том, что зверёк живой и ему страшно и больно?
– Какие-то особенности? – Пробуждённый снова посмотрел на Барбело.
– Пока ничего такого замечено не было, – быстро ответила девушка.
Как-то слишком поспешно она это произнесла. Заметил её поспешность и Пробуждённый. Он обернулся ко второй девушке и посмотрел на неё вопросительно. Мишель было хорошо видно, как Барбело мелко задрожала.
– Она не выносит прикосновений женщин, – словно нехотя, произнесла другая демоница.
Пробуждённый кивнул.
– Это может дать нужные эмоции.
Мишель отступила на шаг, почуяв неладное.
– Нега, Барбело, на ложе её. Фиксировать.
Он отдал приказ, как собакам. И демоницы послушались, словно только и ждали команды.
Мишель опомниться не успела, как те схватили её за руки с двух сторон и повалили на кровать. В следующую секунду опомнилась, начала кричать и отбиваться, норовя достать девушек ногами. Но те действовали слаженно, словно не в первый раз и оказались не в меру сильными. Глядя на их хрупкие фигурки нельзя было заподозрить их в такой физической мощи.
Через несколько секунд Мишель вновь оказалась в том же положении, каким начался этот сумасшедший день. По печальному опыту она знала – пытаться вырваться – бесполезно. И всё же пыталась. Дёргалась, мотала головой, кричала, осыпала и Пробуждённых, и демониц самыми грязными ругательствами, угрожала…
– Приступайте, – холодная, равнодушная команда.
Когда по телу заскользили женские руки, Мишель выгнулась дугой, задергалась, и заорала с утроенной силой.
– Нет! Не смейте! Не трогайте! Нет!! Больные извращенцы!
Когда замолчала, чтобы перевести дух, Пробуждённый сказал:
– Она сорвёт горло.
Второй скомандовал:
– Кляп.
Мишель испуганно замолчала, надеясь, что они передумают. Не вышло.
Одна из девушек споро затолкала ей в рот шар, а ремешки, что торчали по бокам от него защёлкнула на затылке. Отвратительно гладкий, прохладный, как раз такого размера, чтобы придавить язык и заставить её замолчать. И вместе с этим, несмотря на то, что свести вместе челюсти не удавалось, дискомфорта не причинял.
Из глаз хлынули злые слёзы.
«Вы за это заплатите», – хотела она пообещать своим мучителям, но была бессильна сделать это.
– Маску? – спросила у Пробуждённого демоница.
Тот покачал головой.
– Пусть видит. Пусть знает, что к ней прикасаются делают женщины. Подложи ей подушку, чтобы хорошо видела.
К первой демонице присоединилась вторая и вскоре Мишель полулежала головой и плечами на подушках.
– Барбело, вниз, – скомандовал Пробуждённый.
Мишель выгнулась дугой и захрипела, когда ловкие пальцы демоницы раздвинули складочки, а влажный шершавый язычок коснулся самого чувствительного местечка.
Словно обезумев, она принялась вырываться с таким остервенением, что вторая поспешила на помощь первой, усевшись на её бёдра лицом к Мишель.
Она склонилась к её груди, принялась ласкать соски, совершать круговые движения языком, прикусывать и посасывать.
Внизу прикосновения тоже возобновились. Нежные и очень умелые.
К своему ужасу Мишель ощутила, как её тело отзывается на них.
Она мотала головой, мычала, повторяя про себя, что этого просто не может быть… не может быть…
Но ласки демониц становились все более горячими, бесстыжими… и очень, просто до невероятности возбуждающими.
Понимая, что проиграла, Мишель с силой зажмурилась, чтобы не видеть колышущиеся груди суккуба, увенчанные маленькими смуглыми сосками, темную головку, склонившуюся над её грудью.
В следующую секунду щёку обожгло.
Мишель готова была поспорить, что её ударили хлыстом по щеке – как он чувствуется на теле, она знала. Но Эрам никогда не бил её по лицу, как и не бил вообще. Шлёпал, играл, возбуждал… Но это не воспринималось, как побои или порка. Сейчас же это был равнодушный удар. Мишель перевела взгляд на Пробуждённых, наблюдающих за ними с внимательным видом, словно решают в уме математическую задачу, но те стояли далеко. Следовательно, достать хлыстом не могли…
Мишель зажмурилась снова и тут же обожгло вторую щёку, на этот раз ощутимее.
Она замычала, встретившись с холодным чёрным взглядом Пробуждённого. И поняла, что закрыть глаза ей не дадут. Она будет смотреть, хочет этого или нет.
Встретившись взглядом с демоницей, что сидела на ней, прочитала в глазах той осуждение. С таким смотрят на маленького непослушного ребёнка, который хочет схватить горячий пирожок и может обжечь пальчики. А ещё в глазах суккуба она прочитала сочувствие.