Путь Эвриха
Шрифт:
Данкану, а в его отсутствие Тамраз и Имаэро приходилось порой прилагать немалые усилия, дабы уберечь Энеруги от жестокого наказания. Чего стоил, например, кошачий концерт в храме Пресветлого Рыбака, куда малолетние шутники притащили две дюжины бродячих котов, предварительно полив пол перед алтарем настоем кошачьей мяты! Другие забавы Энеруги были еще менее безобидны, взять хотя бы охоту на акул, в результате которой один из его приятелей лишился кисти руки, а другой стал обладателем самого тонкого в Умукате, голоса.
С годами, впрочем, родичи придумали замечательный способ избавлять сограждан от Энеруговых проказ, отправляя его время от времени погостить к родителям Тамраз. О том, чем развлекался он со сверстниками-степняками, Данкан и его жена имели довольно смутное представление, зато, как выяснилось впоследствии, хорошо знал
Словом, жизнь близнецов протекала вполне счастливо, пока вернувшиеся из Мельсины корабельщики не принесли известие о том, что Данкан был обвинен в злоумышлении против шада Менучера, схвачен и казнен в числе других заговорщиков, а два корабля его объявлены собственностью Саккарема. Был ли Данкан связан с заговорщиками, нет ли, но со смертью купца дело его начало приходить в упадок с катастрофической быстротой. Всплыли на свет заемные бумаги, по словам Тамраз поддельные. Явились требовать возмещения убытков по-дельщики Данкана, предъявив список своих товаров, находившихся якобы на присвоенных шадом Саккарема кораблях. Кредиторы, ссужавшие деньгами погибшего купца, пожелали тотчас же получить одолженные ему суммы обратно. Друзья Данкана, число которых, как водится, резко сократилось, едва по Умукате поползли слухи о постигшем его семейство ударе, бросились в городской совет, но единственное, чего им удалось добиться, было постановление о неприкосновенности имущества вдовы и младшего брата покойного до окончания тяжбы.
Тамраз почернела лицом от горя и заявила, что жизнь ее кончена. Тинкитань, свадьба которой считалась делом решенным, получив от жениха короткую записку, извещавшую, что тот уезжает на неопределенное время в фухэй, умылась слезами и отправилась на улицу ткачих, дабы после окончания тяжбы не дать семье умереть с голоду. Энеруги, в чаянии справедливости, посетил дом одного из друзей отца, был бит бамбуковыми палками до полусмерти и брошен умирать неподалеку от выгребной ямы. Присутствие духа и рассудительность сумел сохранить только Имаэро, хотя поняли это кредиторы и заимодавцы далеко не сразу.
Согласно распущенным по городу слухам, Имаэро, запершись в спальне, пять суток кряду умолял Про-мыслителя вернуть ему горячо любимого брата, тогда как на самом деле провел все это время в седле, вдали от стен Умукаты. Утром шестого дня, осунувшийся и постаревший лет на десять, он вышел на двор, дабы приветствовать группу тетяшей, весьма вовремя надумавших проведать свою соплеменницу. А еще через день выяснилось, что «Лучезарная Тань» — третий корабль Данкана — отправилась вверх по течению Урзани, принадлежавшие ему опечатанные и тщательно охраняемые городскими стражниками склады пусты, равно как и дом, из которого исчезли не только гостившие в нем тетяши, но и постоянные его обитатели, сумевшие прихватить с собой наиболее ценные предметы обстановки.
Каким образом удалось вывезти из Умукаты все это добро, которое нечего было и думать разместить на «Лучезарной Тань», осталось для горожан неразрешимой загадкой. О бегстве Имаэро и семейства, вверенного его попечению старшим братом, поговорили, поспорили и, по прошествии полугода, забыли. Забыли все, за исключением трех-четырех купцов, на чьи склады были тайно перенесены среди ночи принадлежащие Данкану товары, за которые было честь честью заплачено звонкой монетой. Нечто подобное, разумеется, заимодавцы и предполагали, однако предпринятые ими розыски ни к чему не привели и догадливость их осталась невознагражденной. Но вот чего даже самые прозорливые из них предположить не могли, так это того, что достойные друзья Данкана и впредь продолжали получать от Имаэро всевозможные товары и скот, добытые им, естественно, уже без помощи старшего брата.
Умершая вскорости от тоски по мужу Тамраз так и не узнала, чем развлекался Энеруги, гостя у тетяшей, и потому Тинкитань могла только предполагать, как бы она отнеслась к известию, что сын ее время от времени промышляет грабежом и разбоем. Имаэро оно, во всяком случае, ничуть не смутило. Хитроумный дядюшка, оказывается, давно уже знал о набегах молодых тетяшей на соседние племена степняков и даже помогал Хавиру сбывать в Умукате похищенный скот и прочее добро. Мучимый заботой о процветании семейства, Имаэро, дождавшись, когда Энеруги оправится от жестоких побоев, намекнул ему, что только жалкие мыши таскают по зернышку, а тиграм пристало выбирать добычу сообразно их храбрости
Добыча юнцов понудила воинов-тетяшей по-новому взглянуть на их «детские шалости», и когда нанг понял, что власть уплывает из его рук в измазанные кровью ладони Энеруги и попытался этому воспротивиться, было уже поздно. Никто особенно не горевал об убитом шальной стрелой Хавире, так же как и о других погибших во время очередного набега тетяшах. Ибо со всей Вечной Степи, из приморских городов и даже из Сак-карема, где казнил без разбору правых и виноватых подозрительный шад, стал стекаться под туг Хурманча-ка оружный люд, прослышавший об удачливости молодого нанга. Впрочем, нангом себя Энеруги величал недолго — приблудный Цуйган, коего ввиду старости, немощности и ненадобности хотели было скормить собакам, наряду с прочими данными им дельными советами убедил Хурманчака в необходимости нового звучного титула. Так, с легкой руки Цуйгана, предложившего впоследствии разделить разросшуюся орду на десятки, сотни и тысячи, как заведено в Саккаремском войске, Энеруги стал именоваться Хозяином Степи.
А потом неведомо откуда явился Зачахар, умевший изготовлять страшное огненное зелье, и Энеруги действительно сделался Хозяином Степи. И гордые нанги некогда свободных племен целовали стремя его коня, верные сподвижники становились из сотников тысячниками, а затем наями, и наступил наконец момент войти в Умукату, чтобы отдать старые долги. Город пал, долги были отданы с лихвой.
Суда с богатой добычей потянулись вверх по Урза-ни, туда, где стояла на якоре, среди развалин Меси-нагары, «Лучезарная Тань». Они шли и шли, новый город, возникший на древних руинах, рос и рос. И уже выбран был жених, и многочисленные служанки закончили шить свадебные наряды для Тинкитань, и Матибу-Тагал ожидал лишь прибытия Энеруги, чтобы с великими почестями выдать его сестру замуж, когда с невзрачного суденышка на укрепленную бревнами деревянную набережную спрыгнул Имаэро с серым от усталости и бессонницы лицом. В этот-то хорошо памятный Тинкитань день и перевернулась, перекрутилась ее жизнь во второй раз.
Спустя некоторое время после появления Имаэро в Матибу-Тагале народу было объявленоi что жениха Тинкитань укусила гюрза и сраженная горем невеста удалилась в обитель Праведных Дев, дабы до конца своих дней скорбеть о любимом.
Скорбеть ей и правда полагалось, причем не только о красивом и смелом женихе, отравленном по приказу Имаэро, но и об убитом в какой-то глупой стычке брате, место которого девушка, после недолгих препирательств, заняла. Справедливости ради следует отметить, что жениха она не любила и выбран он был для нее наями по каким-то не вполне понятным ей тогда соображениям. Что же до Энеруги, то его, по глубокому сестриному убеждению, давно уже пора было прикончить, ибо жестокость Хозяина Степи превосходила даже его безграничную отвагу.
Тинкитань должна была скорбеть, и внешне это получалось у нее безупречно: внезапная смерть любимого ная, добровольный уход в затворницы единственной вe сестры — лже-Энеруги был безутешен и потому редко появлялся на людях. Однако в глубине души девушка ликовала, надеясь исправить хотя бы часть того ужасного зла, которое принес в этот мир ее брат. Ой-е! Наивность ее не знала пределов!
Имаэро, так же, впрочем, как и все прочие, знавшие о подмене грозного Хозяина Степи его молчаливой слабохарактерной сестрицей, способной реветь над каждым прирезанным трусом, каждой опрокинутой на спину девкой, до поры до времени не спорили с ней и, поддакивая ее словам, поражаясь «величию ее души», продолжали поступать так, как считали нужным. Лучшие из них не были злодеями. Наряду с мыслями о славе, богатстве и власти, они, под влиянием Цуйгана, прониклись идеей о необходимости сильного правителя, который сумеет объединить Вечную Степь, принести мир народам и стать во главе Великой Империи, коей не существовало доселе на этом континенте. Наиболее просвещенные из них мечтали увидеть Новую Степь, которая, позаимствовав все лучшее из культуры приморских городов и Саккарема, убережется от их недостатков, и ради этого готовы были не только назвать Хозяином Степи глупую девку, но и терпеть ее вздорные выходки, надеясь, что в окружении мудрецов и дурак чему-то да выучится.