Путь истинной любви
Шрифт:
количестве розового, «что она будет блевать», мы попадаем в комфортную тишину.
Пенелопа оборачивается ко мне, и я улыбаюсь.
– Ведь то, что она девочка, не значит, что она должна носить розовое, правда?
– Верно, – уверяю ее.
– Я написала «никакого розового» в приглашениях, и в итоге, именно это мы получили, –
она бубнит и смеется.
Я улыбаюсь, уже зная ее реакцию.
– Я люблю розовый. Он нежный.
Пенелопа усмехнулась.
– Нежный?
– И мягкий.
–
Пенелопа вздыхает, признавая поражение.
Ванна начала остывать и Пенелопа использует большой палец ноги, чтобы включить
горячую воду. Мы наполняем ванну, пока вода не выплескивается за борт. Пена давно
опала, и мы лежим в прозрачной воде.
Я начал засыпать.
– Диллон?
Я прочищаю горло и открываю глаза.
– Да?
– Я боюсь.
Я киваю, уже зная, о чем она. Это разговор повторяется снова и снова, с тех пор как
Пенелопа узнала, что беременна.
Ее депрессия передастся нашему ребенку?
Но это разве имеет значение?
Наша девочка будет здесь через три месяца, и наши страхи станут реальной жизнью.
Страхи были у нас всегда; опасения, которые не дают Пенелопе спать или есть. Но из-за
них, мы не позволим исчезнуть нашему главному счастью – у Пенелопы и меня будет
ребенок.
Здоровая и счастливая девочка.
Лэйла.
– Все будет хорошо.
– Обещаешь? – спрашивает она, тихим голосом.
Несмотря ни на что, все будет хорошо.
– Я обещаю.
Сложив руки на животе Пенелопы, чувствуя тяжесть ее головы на груди, я снова
закрываю глаза. Я нахожусь на грани сна, в то время как Пенелопа подпевает звучащей
песне по радио, а вода медленно остывает. Одна за другой свечи тухнут.
В темноте, и в ванной, полной холодной воды, Лэйла начинает брыкаться.
Пенелопа держит руку на животе, где пинается наша девочка.
– Ты чувствуешь это?
Закрыв глаза, я киваю.
– Да.
Ребенок пинает снова и снова. Доказательство жизни. Жизни, которую Пенелопа и я
сделали вместе. Доказательство любви, и доказательство того, что все будет хорошо.
Несмотря ни на что.
Эпилог 5
Пенелопа
Он сказал, что это будет хорошо для нас. Для нее.
Особенно для нее.
Мы должны доверять всему, что он говорит, потому что Диллон никогда не ошибается.
Я опираюсь головой о холодное стекло, глядя, как мы проезжаем под покровом деревьев.
Сквозь просветы между листьями проходят солнечные лучи, которые попадают на мои
солнцезащитные очки. Эта поездка всегда
праздникам и выходным, только в этот раз мы не уедем обратно.
Диллону была предложена работа в местной больнице, и не потребовалось много времени,
чтобы убедить меня, что пора уезжать из Сиэтла.
Он говорит:
– Это то, что ей нужно, Пенелопа.
И я отвечаю:
– Я знаю.
Лэйле десять. Внутренне, она очень похожа на Рису. Наверно поэтому они так близки.
Внешне, она – вылитая ее отец. Я не знаю, когда и почему, но Диллон и я согласились, что
Лэйла будет нашим единственным ребенком. Это не стало проблемой, Лэйла это все, что
мы когда-либо хотели.
И боялись.
– Устала, малышка? – Диллон наклоняется и трогает меня за руку. Возраст сделал
замечательные вещи с моим мужем. Иногда я вспоминаю время, когда мы были детьми; у
него было такое нежное лицо... Всегда сильное, но с нежной кожей. Теперь, у него
мимические морщины и седые волосы. Его глаза отражают мудрость и понимание. Он
фантастический глава семьи и защитник. Я была бы потеряна без него. Всегда была.
– Немного, – говорю я, соединив наши руки.
Он смотрит в зеркало заднего вида и произносит имя своей дочери:
– Лэйла.
Она не отвечает, и я улыбаюсь.
Он снова зовет ее.
Она надувает пузырь из жвачки.
Диллон поворачивается к ней лицом, одновременно стараясь держать взгляд на дороге.
Наша единственная девочка сидит на заднем сиденье с парой солнцезащитных очков
«Hello Kitty» на лице, наушниками в ушах, и разноцветными ногтями, которые двигаются
в воздухе под музыку, которую она слушает.
Она замечает его взгляд.
– Что, папа?
– Хватит пинать мое кресло, – говорит он, садясь прямее, бросая нашему ребенку строгий
взгляд в зеркало заднего вида. Но он улыбается, и выговор не удается. Лэйла ухмыляется,
и вставляет наушники обратно в уши.
– Твоя дочь хамит, – он бормочет и ухмыляется, как делает она.
Это не заняло много времени, и мы увидели признаки. Как и в моем случае, у Лэйлы
начали проявляться симптомы в возрасте четырех лет. В детском саду, Диллон шептал ей
милые слова, обещая, что в школе будет не так плохо. Он настаивал, что бы она завела
друзей. Когда она пошла в школу, он протянул ей очки, и сказал, что за ними она будет
неприкасаемой.
Вероятно, это было плохое решение, но мы не знали, как действовать по-другому.
Когда она подросла, мы поняли, что она развивается как я. Я, передала мою худшую черту
дочери.
Мы делали все, что могли. Диллон и я, стараемся принимать правильные решения для