Путь истины. Дмитрий Донской
Шрифт:
– Что вы творите?! – наскочил на них юноша. – Как вы можете совершать худое дело в такую ночь?! Немедленно верните всё и покайтесь. Господь милостив…
– Парень, шёл бы ты отсель по добру по здорову, – мрачно отозвался один из грабителей, коренастый широкоплечий мужчина, – в руке у него блеснул длинный кухонный нож.
– Что ты, Пьер?! У него ещё молоко на губах не обсохло! – остановил его другой грабитель. Тогда они вдвоём набросились на Франсуа и стащили его с коня. Последнее, что увидел юноша перед тем, как потерять сознание, был широкий кулак коренастого грабителя…
На рассвете Франсуа
– Луиза! – воскликнул юноша и бросился во дворец герцога де Бурбона. Его никто не останавливал. Ни стражи, ни слуг, – он шёл по пустым залам дворца, пока не оказался в будуаре. На кровати за балдахином лежала его возлюбленная.
– Луиза, – позвал Франсуа, но та не отвечала. – Простите за вторжение! Я просто хотел убедиться, что с вами…
Юноша нерешительно шагнул вперёд и сквозь полупрозрачные занавески полога увидел её прекрасное лицо, голубые глаза, чудесные золотистые локоны. Наконец, он собрался с духом и отодвинул балдахин в сторону:
– Я давно хотел сказать, что люблю вас…
Стеклянные неподвижные глаза Луизы, печать смертного ужаса на лице её заставили его вздрогнуть. Он отшатнулся от мёртвого тела своей возлюбленной и поскользнулся в луже крови.
Франсуа вскричал, будто раненый зверь, и выбежал из дворца. Страх переполнял душу юноши, и теперь ему хотелось лишь одного – поскорее оказаться дома. Путь его пролегал через торговую площадь. Крики и проклятья оглашали всю округу:
– Смерть отравителям! Они распяли Христа и мечтают погубить всех христиан. Смерть отравителям-евреям…
Посреди площади народ толпился вокруг огромных разожжённых костров, куда подбрасывали хворост и ветки. Языки пламени трепетали на ветру, расплываясь в густом дыму. По мостовой волокли в кровь избитого человека, в котором не без труда прохожие узнавали известного парижского еврея-ростовщика Захарию бен Давида. Тот человек, будучи ослаблен болезнью, даже не пытался вырваться из рук своих мучителей. Несчастного иудея бросили в костёр, и пламя поглотило его…
За первым, приговорённым толпою, на аутодафе последовали другие, – их тащили за волосы, избивали и, не внимая мольбам о пощаде, предавали огненной смерти… Горящие люди выскакивали из пламени и были побиваемы камнями.
– Чем провинились эти люди? – вопрошал бледный Франсуа, не желая верить в происходящее.
– Это они принесли чуму в наши дома, – кричал народ, кидая камни. – Евреи жаждут погибели христиан. Их смерть избавит нас от страданий!
– Нельзя же без суда казнить… – обмолвился юноша.
– Да, кто ты такой? Заступник нашёлся! А, может, ты еврей? Ребята, хватайте его! – одиночный голос в толпе утонул в воплях новой жертвы, которую охватило пламя.
Перепуганный Франсуа бежал с площади и беспрестанно шептал слова молитвы: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят!» Иногда ему на глаза попадались неподвижные окровавленные тела людей и бродячих собак, лежащие на мостовой…
Во дворе дома графа де Монфора стояла огромная в рост человека чёрная птица с длинным клювом 41 . «Боже мой! Это сон… Это просто сон… кошмарный сон!», – подумал юноша и зацепился за эту мысль как за спасательный круг. Луч надежды блеснул в его глазах: «Да, мне нужно проснуться. И тогда всё вернётся на свои места. Чума. Мёртвая Луиза. Костры. Люди в огне. Ничего этого нет, и никогда не было!» Франсуа зажмурился, ущипнул себя за руку, открыл глаза, но всё осталось, как и было. Вскоре он понял, что перед ним обыкновенный человек, – в плаще и маске, как на маскараде в Венеции.
41
Чумные доктора носили маски с длинным клювом, куда прятали ароматические травы. Правда, это не спасало их от чёрной смерти (прим. авт.).
– Кто вы такой? – бросился Франсуа к незнакомцу, который оттолкнул его от себя длинной тростью. Вдруг из-под маски раздался дикий вопль, и человек в плаще кинулся наутёк…
Франсуа вбежал в зал, где еще накануне вечером пировал его отец. Каменный пол был залит красным вином. «А что если это кровь?» – с испугом подумал юноша. Отца он нашёл в спальне лежащим в постели, но увидел на шее у него чёрные бубоны и отшатнулся в сторону.
– Что, доктор убежал? – через силу улыбнулся граф де Монфор. – Сын, не приближайся ко мне. Видишь, я умираю…
– Не говори так, отец, – сказал юноша со слезами на глазах.
– Франсуа, помолись обо мне Богу… – слабым голосом проговорил граф де Монфор. – Я виноват перед тобой. Это я убедил настоятеля не принимать тебя в послушники…
– Ты?! – воскликнул юноша. – Но… почему?
– В твои годы, – сказал граф де Монфор, – я сам мечтал о служении Господу. Я был невинен, как ты сейчас. Но отец мой желал видеть меня рыцарем в латах, а не монахом в рясе. Он взял меня с собой в поход, – тогда я впервые убил человека и с тех пор уже не могу остановиться… Не могу без войны! И тебя я хотел убить… Прости меня… за всё прости.
– Мне не за что прощать тебя, отец, – промолвил Франсуа, роняя слёзы.
– Уходи, беги, спасайся из этого зачумлённого города! – воскликнул граф де Монфор.
– Я тебя не брошу, отец, – настаивал на своем юноша.
– Ты опять меня ослушаешься? – спросил граф де Монфор, гневно сверкнув глазами.
– Да, ослушаюсь, – опустив очи долу, отвечал Франсуа.
– Спасибо тебе, – слабо улыбнулся граф де Монфор.
Франсуа не покинул отца своего и был с ним до конца… Перед смертью граф пожелал исповедаться и причаститься, – увы, никто из священников, оставшихся в живых, не откликнулся на его призыв…
В то время, когда весь цвет французского рыцарства бежал из Парижа, Франсуа остался в городе и пережил нашествие чёрной смерти. Он так и не смог посвятить себя служению Господу, и в 1355 году женился на девушке из древнего дворянского рода, – она родила ему пятерых сыновей. Четверо из них стали славными рыцарями и сложили свои головы в битвах с англичанами. Но самый младший из сыновей графа Франсуа де Монфора отроком был пострижен в ангельский образ в аббатстве Сен-Дени…
Тем временем, чума перешла Пиренеи. Общую чашу испили королева Арагона Элеонора и король Кастилии Альфонс 11. Вскоре моровая язва проникла на Британские острова, вторглась в германские земли и дошла до Польши…