Путь истины. Дмитрий Донской
Шрифт:
Надо сказать, Фёдор Гаврилович долго выжидал прежде, чем решился прибегнуть к своей отцовской власти. И однажды за разговором в обеденную пору обмолвился:
– Пора тебе, сыне, остепениться. Мужику на Руси не обойтись без бабы!
Юноша тогда покраснел и в смущении отвечал:
– Батя, мне и пятнадцати годков не стукнуло.
– У Ивана Григорьевича в девках ходит дщерь Глаша, – ныне вечером пойдём её сватать! – строго по-отцовски сказал Фёдор Гаврилович.
– Батя, – взмолился юноша, – погодь чуток, дай срок – я найду себе невесту по любви.
– Мы с твоей матерью о любви не говаривали, а прожили душа в душу не один десяток лет… Довольно! Идём вечером… – гневно прикрикнул на него Фёдор Гаврилович, но опосля, подумав, добавил. – Даю тебе месяц сроку, а коли не сыщешь себе невесты, я тебе найду её!
Неделю спустя Василий пас отцовское стадо. И надо же было случиться оказии, – пропала овца… Долго бродил юноша по лесам и полям, но скотинка как сквозь землю провалилась. Он поворотил назад, однако в сумерках сбился с пути. Старые лапотки поистёрлись, онучи одырявились, ноги о камни окровенились. Шёл Василий, оставляя красные следы, и вдруг где-то совсем близко послышался вой… Сердце у него в груди забилось сильно-сильно.
– Набегут, проклятые, и погубят душу мою! – вскрикнул юноша и бросился бежать, куда глаза глядят. Ветви хлестали его по лицу, – он падал, спотыкаясь о пни да колоды. Но вот вдали замерцали огоньки. Надежда затеплилась в сердце Василия.
– Люди, – воскликнул он, – помогите!
Впереди показались крестьянские дворы и избы.
– Село аль весь 47 , – пробормотал юноша и бросился навстречу неизвестности. В открытом волоковом окошке светил огонёк. И тогда Василий прошмыгнул в сени, отворил дверцу в горенку и остановился в нерешительности на пороге.
47
Весь – небольшое село. Слово «деревня» появилось позднее и первоначально обозначало пашню. Так, было выражение «пахать деревню» (прим. авт.).
В избе горела лучина, и лампадка теплилась в красном углу. На лавке за рукодельем сидела девица с тёмно-русыми власами, ниспадавшими до пояса, и венцом на голове: в руках у неё была иголка с ниткой, а на коленях – куски льняной холстины.
Девушка подняла тёмные, словно угольки, глаза свои и с любопытством взглянула на незваного гостя.
– Я… искал овцу из стада отца своего да… заблудился, – несмело промолвил юноша, забыв поклониться. – Могу я повидать хозяина дома сего?
– Батюшка и братец к бортям отошли засветло, до сей поры не воротились, – улыбнулась девица. – Проходи, Вася, будь гостем дорогим!
Она убрала в сторону рукоделье, поднялась и поклонилась юноше в пояс.
– Тебе ведомо, как звать меня? – удивился он. Девушка, не отвечая, принесла ушат с водой и, взяв его за руку, ласково промолвила:
– Садись, Вася, на лавку, и позволь мне омыть твои болезные уставшие ноги…
«Я сплю, и мне всё это снится!», – подумал юноша, чувствуя прикосновение нежных рук. Вода в ушате окрасилась в красный цвет.
– Скажи мне, я сплю? – спросил Василий, глядя на девицу заворожённым взором. Та рассмеялась, вытирая убрусцем ноги его.
– Отчего ты смеёшься? – смутился он.
– Потерпи чуток, милый, я помогу тебе, – молвила девица и скрылась в чулане.
«Кто она? – растерянно думал юноша. – И откуда ей ведомо обо мне?»
Девица вскоре вернулась с горшочком в руках и поставила его на лавку.
– Что сие? – осведомился юноша, увидев нечто белое, похожее на молоко.
– Снадобье, – отвечала девица.
– Ты ведаешь, как лечить?
– Матушка обучила меня премудрости сей!
Девица взяла немного зелья из горшочка. И юноша вновь ощутил нежное прикосновение её рук, а вскоре его ногам стало легче.
– Чудо! – растерянно прошептал Вася. – Но кто же ты?
– Зовут меня Дарья, – представилась девица. – Я Андреева дщерь. А знаю я тебя, Вася, понеже с батюшкой и братцем по воскресеньям бываю в селе вашем на обедне 48 .
– Прежде я тебя не видывал, – пробормотал юноша.
48
Обедня – Литургия, богослужение (прим. авт.).
– И неудивительно, – помрачнела Дарья, – девицы и женщины не входят в храм, а остаются в притворе. Но ты голоден, гость мой… Я принесу щей. Давеча приготовила.
Кушанья были хороши. Василий утолил голод. Боль в ногах его утихла. В протопленной избе ему было тепло и уютно. Дарья сидела на лавке за рукоделием, изредка поглядывая на юношу.
– Благодарствую, хозяюшка, – гость поднялся и отвесил низкий поклон, – а теперича просить хотел я у тебя о ночлеге. Позволь передохнуть на сеновале…
– Отчего ж на сеновале? – возразила Дарья. – Ты – гость в нашем доме! Я перину постелю тебе на лавке…
Юноша изменился в лице и с испугом промолвил:
– А коли твои батюшка и братец воротятся? Что они подумают?
– Ранее восхода солнца не воротятся, – отвечала Дарья. – А кабы батюшка был тут, он сам бы распорядился так.
– А соседи? Людская молва хуже врага! – не унимался Василий.
Дарья улыбнулась:
– Не бойся, милый, никто не узнает, что ты провёл ночь в избе с одной девицей. Да и скоро покину я дом отца своего…
– Ты идёшь замуж? – спросил Василий и почувствовал, как в сердце его что-то больно кольнуло.
Дарья качнула головой, дескать – да. Юноша помрачнел. В его душу ворвалось сладкое томительное чувство, которого он не знал прежде.
– Мир вам да любовь, – произнёс Василий, не глядя на Дарью.
– Что ж ты не спросишь имени моего суженого? – усмехнулась Дарья. – Я выйду замуж за сына старосты села Воскресенское Фёдора Гавриловича. Ему теперича я и шью сорочку…
– Так, это ж я! – удивился Василий. – Ты желаешь быть моей женой?