Путь истины
Шрифт:
Жажда слышания слова Господня (Ам. 8, 11) была настолько велика, что друзья Терстегена просили, чтобы его проповеди записывались. Терстеген не возражал, хотя отнёсся к этому достаточно равнодушно. Восемь писцов, посаженных в разные места, «стенографировали» его речи, которые затем переписывались и распространялись в списках. Впоследствии они были собраны в четырёхтомный сборник «Духовные крохи, падающие со стола Господня», содержащий 32 духовные речи. Терстеген за несколько месяцев до смерти успел написать к этому сборнику краткое предисловие, но никакой правки в текст не вносил. Впрочем, было одно исключение: проповедь от 18 октября 1751 года «О силе любви Христовой» он записал и обработал сам и издал сначала отдельно, а затем включил её в свою главную книгу «Путь истины» в качестве приложения. По форме все его духовные речи представляют собой стандартные, свойственные тому времени, «большие» проповеди, приуроченные к церковным праздникам богослужебного года. По содержанию же они намного превосходят современные им образцы: с необыкновенной глубиной и всесторонностью в них раскрывается полнота внутренней духовной жизни во Христе. На протяжении двух столетий они постоянно переиздавались, и до сих пор их читают и любят в Евангелической Церкви. Великий датский философ Серен Кьеркегор находился под сильным впечатлением от проповедей Терстегена и писал: «В целом Терстеген – непревзойдённый автор. У него я нахожу подлинное и высокое благочестие и истинную простоту премудрости» [49] .
49
Цит.
В 1756 году Терстеген был вынужден оставить проведение внебогослужебных собраний. Всё более слабеющее здоровье не позволяло ему больше говорить перед большим обществом, когда «ему приходилось наполнять своим голосом пять или шесть комнат в своём доме» [50] . Также он прекратил и дальние поездки, выезжая теперь иногда только в окрестности Мюльхайма. Однако поток людей, ищущих его частной духовной беседы, вовсе не уменьшался, так что Терстегену практически ежедневно приходилось посвящать большую часть своего времени душепопечительскому общению.
50
Alte Lebensbeschreibung. S. 35.
В 1754 году в Мюльхайм прибыл высокопоставленный чиновник оберконсистории Прусского королевства Юлиус Хекер с поручением прусского правительства проверить образ мыслей Терстегена, широко известного уже не только во всей Германии, но и за её пределами. Правоверие его было подтверждено, а проповедническая и учительная деятельность получила высокую оценку. Завязавшаяся дружба с Юлиусом Хекером имела одно важное последствие. Хекер передал Терстегену для ознакомления сочинения прусского короля Фридриха II, писавшего философские трактаты деистического толка, и, судя по всему, просил дать на них отзыв. Результатом этого явилось одно из интереснейших произведений Терстегена (1762) – «Мысли о некоей безымянной книге, именуемой “Разные сочинения философа из Сан-Суси”» [51] . Терстеген в весьма почтительных выражениях дискутирует с прусским королём, подвергая критике его просвещенческие взгляды на религию и нравственность. Здесь мы видим удивительную способность Терстегена говорить на одном языке со своим оппонентом: приводя аргументы против мнений Фридриха II, Терстеген (вообще настроенный решительно «анти-просвещенчески» [52] ) апеллирует к здравым выводам философствующего рассудка и цитирует Декарта и Ларошфуко. Сохранилось предание, что Юлиус Хекер ознакомил Фридриха II с трактатом Терстегена. Прочитав его, король воскликнул: «Надо же, на что способны “мирные земли”!»
51
Фридрих II писал по-французски и издавал свои произведения анонимно. В немецком переводе сочинения прусского короля вышли в начале 1760-х гг. в нескольких томах. Сан-Суси (от фр. «sans souci» – «без забот») – дворец Фридриха II в Потсдаме.
52
См. трактат II «Пути истины», «Рассуждение о границах человеческого ума в деле постижения божественных истин».
Но Фридрих II был отнюдь не только философом. В 1756 году он развязал очередную войну с Австрией; военные действия продолжались семь лет, и в них были вовлечены почти все европейские государства. Против Пруссии выступила и Франция. Мюльхайм оказался во фронтовой полосе; несколько раз он переходил из рук в руки. Жители города были вынуждены на протяжении всех этих лет давать то прусским, то французским войскам постой и пропитание. Обычные занятия горожан и торговля почти прекратились, в Мюльхайме одна за другой вспыхивали эпидемии. Голландские друзья звали Терстегена приехать к ним, подальше от военных действий; но он отказался от этого. «Ваше любезное приглашение, дорогая сестра, приехать к вам и воспользоваться несколькими тихими комнатами для меня и моих близких, я прочитал с любовью и признательностью; я очень благодарен Вам за Вашу любовь», – писал он в ответ. – «Если бы дело касалось только меня, то, конечно, я бы хотел избежать беспокойств и опасностей, причиняемых войною. Но вокруг меня большая община, и люди весьма бы опечалились, если б я уехал, ибо не все ведь могут покинуть город» [53] .
53
Цит. по: van Andel. S. 61.
Так до конца Семилетней войны (1763) Терстеген разделял все тяготы и лишения своих сограждан; в периоды эпидемий его аптека становилась для города сущим благодеянием. Сам Терстеген рассматривал военное время не только как период внешних испытаний, но и как вразумление и наказание Божие, равно как и Его задание сохранять мир и молитвенное сердечное расположение даже и в таких обстоятельствах.
Постепенно слабея, Герхард Терстеген приближался к концу своих дней. Что это был за человек? Какие духовные плоды (Гал. 5, 22) принесла его жизнь?
Первое, что обращает на себя внимание – это то, что от него не осталось никаких изображений. Он запрещал себя рисовать и всячески уклонялся от того, чтобы «запечатлеть себя» в какой бы то ни было форме. Сохранились лишь устные описания: Терстеген был человеком среднего роста, с приятным лицом, всегда очень скромно, но опрятно одетым, любящим во всём порядок и аккуратность. Своим друзьям, которые незадолго до его смерти предлагали ему написать что-нибудь о своей жизни, он отвечал: «Там, в вечности, братья мои, увидите вы мою жизнь; там мы будем жить вместе, и там, к вечной славе Божией, мы поведаем друг другу наше жизнеописание» [54] . И это не было показной скромностью или «смиренничанием», – но выражением неизменного стремления всегда оставаться «один на один» с Богом. Говоря о своём душепопечительском служении и реалистически оценивая его плодотворность, Терстеген замечает: «Но никогда не было так, чтобы я находил смысл жизни и высшую радость в обращении и занятиях с людьми, как бы сердечно я их ни любил. Живое познание Бога, внутри столь близкого ко мне и во всём довольствующего меня, глубоко и постоянно побуждало меня охотно отрешаться от всего и быть с Сим моим Богом одному. Я делал, что делал, в меру моей немощи, лишь побуждаемый божественным промыслом и долгом… Но правилом для меня всегда оставалось: “хорошо быть с детьми, но несравненно лучше – с Отцом”» [55] . «Я желал бы от всей души», – говорил он одному своему другу, – «чтобы имя Герхарда Терстегена было забыто людьми, лишь бы имя Иисуса было глубоко запечатлено во всех человеческих сердцах» [56] . И, как бы в исполнение его желания, даже место его погребения вскорости после его смерти перестало быть известным.
54
Alte Lebensbeschreibung. S. 4.
55
Alte Lebensbeschreibung. S. 88.
56
Ibid. S. 90.
Второе, что ярко характеризует облик Терстегена (и о чём мы уже говорили выше) – состояние его здоровья. Трудно представить себе более болезненного человека, чем он. Всю свою жизнь Терстеген страдал от мучительных головных болей, отчего порой по целым неделям он был вынужден оставаться в постели в затемнённой комнате. Но это было далеко не всё. Желудочные и почечные колики, головокружения, обмороки, кожные заболевания, грыжи, к старости подагра и одышка – вот далеко не полный перечень его болезней. Несколько раз он был прямо-таки в предсмертном состоянии. При этом он дожил до 72 лет (а для XVIII века – это возраст глубокой старости) и пережил всех своих братьев, которые отличались завидным здоровьем, но умерли все в возрасте около сорока лет. Из многочисленных писем видно, что Терстеген рассматривал это данное ему на всю жизнь испытание как благодатный крест Христов и благодарил за него Бога. «Я ничего иного не желаю», – писал он, говоря о своих болезнях, – «кроме как покориться воле Божией. Всё исходит от Него, и Он всё располагает к нашему благу» [57] .
57
Цит. по: van Andel. S. 184.
«Старое жизнеописание» подробно повествует о духовных качествах Терстегена. Это прежде всего опытное и просвещённое богопознание, исходящее из постоянного пребывания в соприсутствии Божием. Это глубокое смирение, терпение и кротость. Это милосердие и сострадание, проявляющееся и самым деятельным образом – например, в уходе за больными и в напутствии умирающих. Это дар различения духов (1 Ин. 4, 1–3; 1 Кор. 12, 10) и связанная с этим удивительная трезвость и духовная уравновешенность Терстегена, которая хорошо видна из всех его сочинений. Так, если кто-то увлекался экстраординарными духовными явлениями – он указывал, что вовсе не в них заключается суть христианской жизни. Если кто-то эти явления, наоборот, отрицал – Терстеген говорил о том, что Бог может раздавать Свои дары кому и как Он хочет, и что «сходу», без испытания, отвергать их не следует. Если кто-то излишне увлекался отстаиванием догматических истин – Терстеген говорил о том, что цель христианской жизни заключается не в них, а в живом богообщении. Если кто-то, наоборот, пренебрегал догматикой – он указывал на важность правильного исповедования основополагающих истин веры. Поверхностному восприятию христианства («только уверуй – и уже спасся») Терстеген противопоставлял необходимость целожизненного процесса освящения; излишнему упованию на свои подвиги – необходимость веры. Того, кто слишком опирался на внешнее в церковной жизни, Терстеген увещевал, что всё внешнее – это только средства для поддержки главного: внутренней жизни души во Христе. Если кто, наоборот, с пренебрежением относился к внешним церковным средствам, тот получал наставление об их нужности. Это умение Терстегена во всём найти золотую середину, идти «царским путём» было, несомненно, даром Святого Духа и замечательным примером для христиан, как именно нужно, по заповеди Апостола Павла, держаться образца здравого учения (2 Тим. 1, 13).
Особенно много места «Старое жизнеописание» уделяет душепопечительской деятельности Терстегена, о которой мы уже не раз упоминали, и указывает в связи с этим на такие его качества, как умение находить индивидуальный подход к каждому человеку и говорить с ним на его языке, глубокое понимание внутреннего мира собеседника, милосердие и крайняя снисходительность к немощам и падениям. Терстеген считал, что духовный наставник ни в коем случае не должен приводить доверившуюся ему душу к себе, но исключительно к Богу. «Всё тщание (наставника) должно быть направлено на то, чтобы в сердце человека жил и царствовал Дух Христов» [58] . Очень важна, по убеждению Терстегена, в душепопечительских отношениях свобода. «Кто имеет дело с душами», – часто говорил он, – «тот должен быть как нянька, которая водит ребёнка на помочах. Она оберегает его от падений и предупреждает опасности, а во всём остальном даёт ребёнку ходить совершенно свободно» [59] . Душепопечение Терстеген рассматривал, как своё служение Богу. Всё, что он написал, так или иначе служило именно пастырским, душепопечительским целям. Его принципы и методы духовного руководства не только не потеряли своей актуальности, но могут оказать людям существенную помощь и сегодня.
58
См.: Alte Lebensbeschreibung. S. 93.
59
Alte Lebensbeschreibung. S. 93.
Очень важным и интересным является вопрос внешне-церковной жизни Терстегена (его экклезиологические воззрения мы уже разобрали выше). Терстеген старался не пересекаться с мирскими людьми, находя это вредным для внутренней жизни. Вообще людей он не чурался и был благорасположен ко всем, с кем ему приходилось встречаться в тех или иных жизненных ситуациях; также и благотворительную помощь он оказывал всем нуждающимся, невзирая на их духовное состояние и религиозную принадлежность (интересно, что когда Терстеген серьёзно заболевал, мюльхаймские евреи, регулярно пользовавшиеся его аптекой, устанавливали в своей синагоге даже специальный «молитвенный час» о его выздоровлении [60] ). Но общение он ограничивал только своим кругом – сознательно ведущих внутреннюю духовную жизнь христиан. Чтобы не сообщаться с «явными грешниками» (номинальными членами Церкви, живущими по духу мира сего), Терстеген в церковь не ходил и к Таинству Вечери не приступал. Как и во всех других случаях, где современному человеку видится некая экстравагантность и индивидуальные «перехлёсты», такой отказ от причастия вместе с «грешниками» был вполне традиционен для реформатского пиетизма. В «Исповедании веры» одного из столпов этого религиозного направления, уже упоминавшегося Хохмана фон Хохенау, мы читаем: «О Святом Причащении я верую, что оно установлено только для избранных учеников Христовых, кои последуют Христу делом и истиною, отвергаясь всякого духа мира сего. Потому весьма уничижается Завет Божий, равно как и воздвизается гнев Его на всю Церковь, когда нечестивые чада мира сего допускаются до Вечери Господней, что, увы, происходит и посейчас» [61] . Терстеген следовал этому воззрению и обосновывал своё нехождение в церковь именно нежеланием причащаться с «неистинными христианами». В подтверждение своих взглядов он написал несколько небольших трактатов, в которых утверждал, что Иуда вышел с Тайной Вечери до совершения Таинства, и, следовательно, прочие апостолы с Иудой не причащались (такая точка зрения всегда наличествовала в Церкви; Терстеген, например, ссылается на Феофилакта Болгарского, Апостольские постановления, Максима Исповедника, Дионисия Ареопагита и др. [62] ).
60
См.: Ibid. S. 96.
61
Ernst Christoph Hochmans von Hochenau Glaubens-Bek"anntn"uss / Geschrieben aus seinem Arrest […], S. l., 1709. S. 5.
62
Gerhard Tersteegens nachgelassene Aufs"atze u. Abhandlungen. Essen, 1842. S. 75.