Путь к ОкеануПовести и рассказы
Шрифт:
Всю, почти месячную стоянку, я приходил к ней каждый вечер, и всё дальше уходил от неё. Вернуться и остаться или увезти её с собой было бы ужасной ошибкой, убийством памяти о том, что мы пережили в новогоднюю ночь. К счастью, мы были людьми иного сорта и знали, что больше никогда не увидимся в этой жизни. Чтобы как-то заглушить боль (мы всё-таки были людьми, а не Богами), строили планы, что пароход ещё зайдёт в Светлый или ближайшие порты, откуда я вызову её радиограммой.
— Я не приду махать платочком с причала, ты выше этого, — сказала она в последнюю ночь.
Сматывая обледеневшие концы, я тщетно искал глазами одинокую стройную фигурку на берегу,
Декс надолго замолчал, допивая выдохшееся пиво. «А продолжения не будет, и мы расстанемся вот-вот…», — звучал голос Новикова, а в моей голове все звенья складывались в одну цепочку. На сколько же мал и тесен этот мир! Я вспоминал, как в новогоднюю ночь через три года после событий, описанных Дексом, сидел на ступеньках «Бриза», пьяный в дерьмо, и стонал, проклиная бывшую суку-жену, которая занозой сидела в сердце. И высказал, как выблевал всю свою боль первой попавшейся женщине, вышедшей покурить. «Перестаньте, вы выше этого», — сказала она, отпаивая меня чаем в закрытом уже кабаке, где работала официанткой. Я часто бывал в этом ресторане, и мы подружились. Странно, но после моих пьяных откровений я видел в ней именно умного доброго друга, хотя многие не отказались бы затащить её в постель. Когда я был без обычной своры плядей и не особо пьян, она подсаживалась поговорить. И однажды рассказала о встрече с единственным мужчиной, который навсегда остался у неё в сердце.
Женщину звали Жанна. Врачи, поставившие диагноз «бесплодие», только руками развели, когда она родила в конце августа 199. года здорового карапуза, зарегистрированного под необычным именем Дексон. Многие удивлялись, но только не она. Карапуз называет папой доброго мужчину, заботящегося о нём и его матери. А Декс. Ему я ничего не скажу — Декс, Жанна — они люди иного сорта, превратившие свой миг в бесконечность.
«Не укорят, и не оженят, И новый шанс не упадёт, Не надо горьких продолжений — Пусть эта капля будет мёд. Пусть всё закончится вначале С улыбкой милой на лице, На самом ветренном причале Без продолжения в конце»БУДНИ РЕЧФЛОТА
Человек с ведром
Откинулись мы с Красной Армии, пробухали с годик в родном городе и вкурили, что добром это не кончится, да ещё и посадка замаячила на горизонте, совсем не мягкая. Стали совет держать, как дальше жить.
— А пошли в речфлот устроимся, шконка и жратва обеспечена, на работу ходить не надо — живёшь на ней, какая-никакая дисциплина, бухать так не дадут, тормознёмся хоть, отойдём малёха, не забыл чать, как в Атлантике рулил? — предлагаю я Дексу.
— Ну, за кордон нас сейчас хрена выпустят, характеристик-то со службы нет (да и кто их дал бы, для суда если только), а вот на речку, я слышал, даже бывших зэков берут. Годик пошлёндаем, а там поглядим.
Сказано — сделано. Устроились без проблем, направили нас сразу на Нефтерудовоз-Х, стоящий в ремонте в затоне в ожидании открытия навигации. Первое знакомство состоялось со вторым механиком. Вылезает из машинного люка чумазая морда с эмалированным ведром:
— О. ик. пополнение, что ли?
— Ну, типа того.
Суёт ведро:
— Сходите, пока чистые.
— А где тут колонка?
— Какая накуй колонка, вон ларёк с пивом разливным!
Сколько рейсов к ларьку мы сделали за месяц ремонта, одному Богу известно. Кэп с Чифом (старпомом) редко появлялись — им в ремонте делать абсолютно нечего, а Дед (стармех) мастерил в полубаке шкафчики для гаража, забив на всё. Увидит человека с ведром:
— Что, ребята, водичка кончилась? (ведро было с крышкой).
— Ага, Анатолич, в машине жарко, пьём много.
— Ну-ну.
А дело всё было в том, что после работы употреблялись напитки покруче. Мы с Дексом начинали с пивной и заканчивали кабаком глубокой ночью, остальные жрали самопал на пароходе. Так что пивко с утра очинно на пользу работе шло.
Ремонтом командовал второй механик Иваныч, и надо сказать, в своём деле он был настоящим асом, и нас многим тонкостям научил, хотя был постоянно бухой. Поэтому ремонт мы закончили в срок и с началом навигации пошли на Каспий.
Вот так мы «завязали» с бухлом.
Кораплядская любовь
Капитан — всего лишь звание. Мастер — это уже должность. Капитаном может стать любой штурманец, а вот Мастером не каждый. Мастер на пароходе — царь, бог и судья. Наш Кэп был окуенным Мастером. Работа шла сама собой без его участия, но он стоял над всеми. Это, конечно, и от команды зависит, но разная шваль у нас долго не задерживалась. Самое главное, не напрягал он матросов дурной работой, как на других судах — лишь бы не сидели. Да и мы каждый своё дело знали. Шлюзуемся где-нибудь на Беломорканале, с других судов вопят в матюгальник:
— Трави носовой ёпмать! Подбей кормовой нах!
Наш «Х» идёт в мёртвой тишине, как «Летучий Голландец», на палубе никого. В нужный момент, как чёртики из табакерки, появляются два матроса, накидывают концы, судно подтягивается, концы набиваются, закрепляются и матросы исчезают бухать дальше. Судно шлюзуется, и происходит обратный процесс. И всё это без единой команды.
Любой человек не без греха, вот и у нашего Мастера было два заёпа. Первый-то и заёпом не назовёшь — сам бухал и другим не мешал, лишь бы не во вред работе. Второй посерьёзнее — поварихи. Если кто-то, кроме него, отваживался трахнуть повариху, списывался подчистую, независимо от должности и звания.
Первая была Оля. Специализировалась чисто на машинной команде, что и привело к печальным последствиям. Как на грех пришёл к нам работать моторист Коля, только что из армии. И влюбился в неё по уши. Оля + Коля = свежее мясо. И стали они трахаться напропалую, не зная заморочек кэпа. Третий мех, Колин шеф, даже ключи у него от каюты списдил — не помогло, Коля припёр из машины длинную трубу и стал подпирать дверь. Дальше начались странности. Машинная команда отпрашивается у деда на берег, тот всем даёт добро, а Колю, потупив глаза, шлёт к Кэпу. Тот его не отпускает, ничем не мотивируя. Пацанчик врубился наконец после нескольких таких отказов, нажрался в лоскуты и с ножом на Кэпа попёр — еле растащили. Ну и писдец, естественно, собирай вещи.