Путь к перевалу
Шрифт:
Грюнталь нанес на чертеж вторую дугу большого круга и, взяв указку, перешел к развешанным на стене таблицам:
— А теперь развернем обе наши дуги на плоскости так, как обычно развертывается любая географическая карта. Очевидно, в таком случае получится нечто вроде двух синусоид, которые вы и видите на этом чертеже. Красной линией нанесена здесь зона максимальных деформаций сжатия, синей — зона максимальных деформаций растяжения.
Докладчик снял чертеж кривых и подошел к физической карте мира:
— Если теперь наложить эти кривые — подчеркиваю, они получены исключительно расчетным путем! — на карту того же масштаба, то нетрудно обнаружить…
Гул всего зала заглушил последние слова докладчика. Кривые были вычерчены на тонкой прозрачной бумаге, и можно было отчетливо видеть, что красная линия почти точно совместилась с нанесенными на карту горными цепями альпийской системы, следуя за очертаниями хребтов Северной Африки и дальше по Альпам и Карпатам, Крыму и Кавказу, горным сооружениям Ирана и высочайшим пикам Памира и Гималаев. Синяя же побежала по океаническим впадинам, протягивающимся вдоль Филиппин, островов Японии, Курильской гряды и дальше по Алеутским островам и западному побережью Северной и Южной Америки.
Комментарии, как говорится, были излишни.
— Здорово, а? — затормошил Саша Володю.
— Да тише вы! — прикрикнули сзади.
Но шум нарастал уже во всей аудитории. Оживленно было и среди преподавателей. Воронов что-то быстро и горячо говорил Стенину. Близорукий Кравец хлопал себя по карманам, видимо, в поисках пенсне. Обычно сдержанный Глеб Максимилианович в возбуждении поворачивался то в ту, то в другую сторону. А Леонид Иванович Греков, грузно обернувшись к Бергу, спорил с ним, то и дело показывая на чертеж Грюнталя.
Только Чепков, сидящий против кафедры, оставался подчеркнуто невозмутимым.
Бенецианов постучал карандашом о графин. Грюнталь снова заговорил:
— Какой же мощности должна быть твердая смещающая оболочка Земли, чтобы сдавливающие усилия могли привести к возникновению складчатых сооружений, подобным Гималаям? Мои расчеты показывают, что мощность оболочки должна быть около восьмисот — тысячи километров…
Новая волна возгласов прокатилась по аудитории. Тысяча километров! Невероятная, фантастическая цифра! Максимальные величины, которыми до сих пор оперировали геологи при характеристике мощности земной коры, не превышали семи десятков километров.
Грюнталь поднял руку:
— Я понимаю ваше недоумение, товарищи. Мне самому казалось удивительной столь громадная цифра. Но судите сами. Гипоцентры землетрясений устанавливаются на глубинах в четыреста, четыреста пятьдесят и даже больше километров…
— На тихоокеанском побережье до шестисот километров, — заметил Греков.
— Вот именно. Однако согласитесь, трудно представить, чтобы эти тектонические явления могли иметь место в пластичной оболочке.
Но это было неубедительным.
— А как же магма? — спросил с места Чепков. Докладчик улыбнулся:
— Я ждал этого вопроса. В самом деле, как в таком случае следует представлять себе магму, которая, судя по характеру залегания магматических пород, поднимается почти к самой поверхности Земли и даже изливается на дневную поверхность? Как преодолевает она эту тысячекилометровую толщу? По-видимому, ответ может быть только один. Магмы в том смысле, как мы это привыкли понимать, не существует…
Гул в аудитории усилился.
— Вот так номер! — воскликнул Володя Свиридов, оборачиваясь к Саше.
— Да, ничего себе теория! — сказал сосед Володи. — Эдак всю геологию…
— А так ее и надо, эту магму. Я за нее двойку схватил, — пробасил кто-то сзади под общий смех.
Явное замешательство было и в первых рядах. Все повернулись в сторону заведующего кафедрой петрографии. Греков нахмурился.
— Позвольте, — снова спросил Чепков. — Откуда же взялись магматические породы? Или они также, по-вашему, не существуют?
— Нет, почему же, — ответил Грюнталь, — породы существуют. Но все эти породы, которые мы называем «магматическими», на мой взгляд, образовались не из магмы, а за счет кристаллизации вторичного расплава, возникшего вследствие локального переплавления тех или иных пород оболочки Земли. Что же касается причин… Представьте себе, как сминается в складки толща пород мощностью в несколько сот километров! Расчеты показывают, что тепловой энергии, которая выделится в результате такой «операции», с избытком хватит на расплавление любых известных нам пород. Но дело даже не в этом. Вспомните, сколько не разрешимых до сих пор парадоксов мешает объяснить образование «магматических» пород из магмы, поднимающейся из недр Земли? Чего стоят один факолиты, эти загадочные интрузивные тела, имеющие форму изогнутой чечевицы и размещающиеся в сводовых частях складок. Они же, как вы знаете, не имеют никакой связи с другими «магматическими» телами. Так откуда же поступала сюда магма?.. А возьмите другие интрузивные тела. Ну, хотя бы наиболее крупные из них, батолиты. Все петрографы и тектонисты подчеркивают, что у них поразительно ровные боковые стенки. Но разве можно предположить, что магма, поднимающаяся откуда-то из больших глубин и имеющая колоссальное давление, не производит никаких механических воздействий на боковые породы? Да уж сам факт того, что магма почему-то всегда «предпочитает» проникать к поверхности Земли именно в момент складкообразования, и в основном в местах, приуроченных к наиболее интенсивной складчатости, то есть тогда и там, где и когда действуют наиболее мощные сдавливающие усилия и где, следовательно, особенно затруднено ее продвижение кверху, — разве сам этот факт не является величайшим парадоксом теории магматического породообразования? Таких фактов можно привести сколько угодно. Для их объяснения привлекалась и привлекается масса всевозможных гипотез. Но все вы знаете, что объясняя одно, эти гипотезы неизбежно вступают в противоречие с другим. И таким образом, парадоксы по-прежнему остаются парадоксами. Этим я отнюдь не хочу сказать, что моя теория вполне свободна от недостатков. Над ней, конечно, еще надо работать и работать. Но уже и теперь она вполне удовлетворительно объясняет многое из того, что было до сих пор неясным и противоречивым. Возьмите ту же форму интрузивных тел. Она просто как следствие выводится из самого механизма складкообразования.
Грюнталь снова подошел к доске и с помощью чертежей показал, как создаются те или иные формы магматических тел в зависимости от степени развития складчатости. Гул одобрения пронесся по аудитории.
Докладчик продолжал:
— Даже вопросы происхождения руд металлов, в которых до сих пор остается много неясного и спорного, могут быть решены на принципиально новой основе, проще и точнее, если исходить из предлагаемой нами теории тектонических процессов.
Повторяю, эта теория ни в коем случае не претендует на то, чтобы окончательно установить причинную взаимозависимость всех или почти всех геологических процессов. Но уже то, что она удовлетворительно объясняет многие из них и имеет строгое математическое обоснование, делает ее, на мой взгляд, хорошей основой для дальнейших исследований.
Гром аплодисментов покрыл последние слова докладчика. Ребята из научного общества защелкали фотоаппаратами. Блики магниевых вспышек побежали по аудитории, по лицам Чепкова и Бенецианова, по старым истертым таблицам, висящим на стенах. И Саше подумалось, что это над самой геологией уже блещут молнии начинающейся очистительной грозы.
Обсуждение доклада Грюнталя затянулось до ночи. Но все, что говорили Греков, Стенин, Воронов и другие, было так необычно, интересно, ново, что Саша даже пожалел, когда Бенецианов объявил заседание закрытым и все повалили к выходу.