Путь летчика
Шрифт:
Полетели дальше. Шесть раз садились, но ориентировки так и не восстановили. Бензина осталось очень мало. Решили сесть в седьмой раз у домика, надеясь встретить там русского человека. Опять разочарование – это не дом, а рыболовный сарай, ни единого живого существа. Посреди сарая лежат две железные бочки. Демиров зло толкнул одну из них, она еле качнулась. Открыли, а там оказался бензин… Немедленно вылили полторы бочки в баки, а на оставшемся бензине стали греть воду для мотора.
Вдруг слышат – летят самолеты. Люди принялись махать руками, кидать вверх рукавицы, стрелять и даже кричать. Но самолеты один за другим пролетели, не замечая сигналов.
Стараясь воспользоваться хорошей погодой, Демиров приказал запускать мотор, но мотор не завелся. Не было сжатого воздуха, да и людей нехватало. Тогда Демиров послал механиков за помощью. Вот они и набрели на нас.
Начальник погранотряда предоставил в распоряжение механиков две собачьи нарты и пять красноармейцев.
Погода улучшилась, но на самолете Галышева отказала бензиновая помпа. Исправить ее не так легко. Чтобы не терять драгоценный ясный день, мы с Дорониным решили лететь.
До Ванкарема осталось тысяча двести километров, а если по прямой, через Анадырский хребет, то всего лишь шестьсот. Меня предупредили, что через хребет еще никто не летал.
Через час с минутами я уже пролетел залив Креста, изменил курс и пошел прямо через хребет. Горы в этом месте оказались невысокими. Имея всего тысячу восемьсот метров высоты, самолет свободно пересек их.
Сильным боковым ветром меня снесло на запад, немного левее Ванкарема. Вышел я на лагуну Амгуемы, которую принял за лагуну Пынгопильхен. На карте они очень похожи одна на другую. Вижу, показался мыс.
– Ванкарем!
Подлетаю ближе, гляжу – большие строения, две высокие радиомачты. «Что такое? Говорили, что в Ванкареме всего несколько яранг да один маленький домик фактории, а тут дома».
Сделал круг. Развернул карту, посмотрел внимательнее. Вот так Ванкарем! Да это же мыс Северный! На двести километров пролетел дальше. Решил все же сесть и полностью заправиться горючим, чтобы на этом же бензине из Ванкарема несколько раз слетать в лагерь. Я слышал, что в Ванкареме бензина мало и возят его туда на собаках из Уэлена.
Сел благополучно. Узнав о том, что Доронин, вылетевший часом позже меня, удачно сел в Ванкареме, я в тот же день вылетел в лагерь.
Набрал высоту в тысячу метров. Справа был хорошо виден Анадырский хребет, слева Чукотское море, сплошь покрытое торосами.
Вскоре я увидел мыс. По очертанию это не Ванкарем. Неужели я опять промазал?
Делая круги, я стал снижаться, стараясь точнее определить свое местонахождение.
Бортмеханик толкнул меня в плечо и указал вниз. Я думал, что он предлагает мне сесть, но, присмотревшись внимательнее, увидел: по берегу на собачьих нартах едут люди. Хотел сесть около них и спросить, где этот неуловимый Ванкарем, но для посадки не оказалось подходящего места.
Стал соображать, что делать дальше. Пролетел над людьми бреющим полетом. Они дружно махали мне руками, видно, приветствовали «воздушного каюра». «Спасибо, – думаю, – но мне-то от этого не легче! Мне надо знать, в какую сторону лететь!»
Еще раз пролетел над ними, стараясь разглядеть, что это за люди. Одеты все в кухлянки – значит, чукчи. А куда едут – на базу или обратно, неизвестно. Тогда, я решил сбросить вымпел с запиской. Может быть, среди этих людей найдутся такие, которые могут прочесть по-русски; они укажут, куда лететь.
Минут через пять вымпел был сброшен. Пока я делал круг, люди успели прочитать записку и дружно замахали руками в одном направлении, указывая мне путь на восток. В благодарность я покачал машину с боку на бок, как говорят летчики, - помахал крыльями.
Люди, одетые в кухлянки, оказались челюскинцами, которых уже успели спасти. Они ехали из Ванкарема в Уэлен.
Не успел я сесть в Ваикареме, как сразу же решил лететь в лагерь. Пока бортмеханик освобождал машину от лишнего груза, Бабушкин, являвшийся комендантом аэродрома, указывал, каким курсом я должен следовать.
– Через сорок минут, - пояснил он, - ты увидишь на горизонте черный дым – это в лагере жгут костры.
Чтобы захватить из лагеря побольше людей, я оставил бортмеханика на берегу.
От Хабаровска до Чукотского моря я пролетел больше пяти тысяч километров, но они не запомнились мне так, как этот короткий, в сто пятьдесят километров, путь к лагерю. Я внимательно смотрел вперед, стараясь увидеть черный дым. От сильного напряжения уставали глаза, они слезились, горизонт становился мутным. Протру глаза, дам им немного отдохнуть и опять смотрю вперед. Ровно через сорок минут немного правее курса показался черный дым. Я даже закричал «ура» от радости.
И вот подо мною лагерь. Между ледяными глыбами стоят маленькие палатки. В стороне лежат две шлюпки, снятые на всякий случай с парохода. А на вышке развевается красный флаг, особенно выделяющийся на белом фоне.
Через несколько минут я благополучно посадил самолет на крохотную площадку и крикнул:
– Кто следующий полетит на берег? Прошу на самолет!
В мою двухместную кабину с трудом втиснулись четыре человека. Через пятьдесят минут я высадил их на материк и тут же снова полетел в лагерь.
Во второй рейс взял троих. Поднялся, лечу. На полпути к Ванкарему заметил резкое падение температуры воды верхнего бачка.
Не теряя времени, стал набирать высоту. Это дало бы возможность, в случае если откажет мотор, спланировать как можно ближе к берегу. Мысленно я умолял мотор: «Поработай, дружок, еще каких-нибудь десять минут, и тогда мы будем вне опасности!»
Но я волновался напрасно: вода не закипела и мотор не остановился. Просто испортился термометр.
На льдине осталось шесть человек. Я хотел вылететь в третий рейс, но меня не пустили. Самолеты Каманина и Молокова были не совсем исправны, а один мой самолет все равно не забрал бы всех. Оставлять же в лагере на ночь двоих опасно.