Путь на Балканы
Шрифт:
— Ничего! Либо он совсем не знает немецкого, либо его нервы крепче канатов.
— В вашем голосе какая-то неуверенность…
— Дело в том, ваше превосходительство, что одну фразу на немецком он мне все-таки сказал, однако смысл ее от меня совершенно ускользнул.
— И что же это…
— Hitler kaput!
— Что, простите?
— Гитлер капут.
— Хм… а кто такой этот Гитлер?
— Не могу знать, — пожал плечами жандарм, — причем он сказал это с таким выговором, что стало ясно — Будищев не знает ни хохдойча, ни какого-нибудь другого германского диалекта.
— Любопытно. Что-нибудь еще?
— Он хорошо развит умственно,
— Что вы имеете в виду?
— Он недурно разбирается в гальванике и даже как-то починил таковое устройство на одном из минных катеров нашей дунайской флотилии. Так что, по меньшей мере, одним успехом, моряки обязаны ему.
— Наш пострел, везде поспел, — усмехнулся шеф жандармов. — Что-нибудь еще?
— Быстро принимает решения, и не менее быстро приводит их в жизнь, — продолжил доклад Вебицкий. — Скрытен, нещепетилен….
— А подробнее?
— Я как то предложил ему за хорошую стрельбу трешку…
— Взял?
— Без малейших колебаний, хотя тут же обратил все в шутку. Кроме того, как-то идя в поиск, он переоделся в турецкую форму. Это не афишировалось, но я все-таки узнал. К тому же, когда пленный поначалу не захотел говорить, он сумел его запугать, не перейдя, однако, той грани, чтобы можно было обвинить его в недостойном отношении к военнопленным.
— Это нехорошо, — покачал головой Мезенцев. — Соответствующее повеление государя однозначно требует неукоснительного соблюдения обычаев войны. Но как отреагировало командование?
— Предпочло закрыть глаза и сделать вид, что ничего не знает. Впрочем, это вряд ли можно считать удивительным, так как руководивший экспедицией полковник Тиньков обязан Будищеву жизнью и славой пленения первого османского генерала.
— Погодите, Азиз-пашу тоже он? Однако! А каковы его отношения с вольноперами? Они ведь вчерашние студенты, не так ли?
— Так точно, ваше превосходительство. Он быстро с ними сошелся, причем, несмотря на разницу в положении, сумел поставить себя на равных, а иногда даже выказывал себя лидером их группы.
— А уж, не из социалистов ли он?
— Не похоже.
— Что это значит?
— Трудно сказать определенно, однако у меня сложилось впечатление, что при всей критичности склада его ума, он совершенно не приемлет ни либеральных, ни социалистических идей. Более того, я бы сказал, что его взгляды скорее охранительные.
— Даже так?
— По донесению одного из допрошенных мною нижних чинов, он как-то сказал, что баре, злоумышляющие противу существующего строя — идиоты, и сами копают себе могилу. Поскольку, случись революция, их первых на столбах и развесят.
— Что так и сказал?
— Дело в том, ваше превосходительство, что мой информатор человек не слишком образованный, и половины не понял, но память у него хорошая и слова его он произнес дословно.
— Послушайте, а мы с вами точно о нижнем чине сейчас говорим? Уж больно он, подлец, развит для своего положения!
— Ваше превосходительство, так он же из ярославской губернии. Они же где только не ходят и чего только не слышат в своих скитаниях. Там и не такие оригиналы случаются! [84]
— Возможно, однако же, присматривайте за эти уникумом, на всякий случай… мало ли!
— Ваше превосходительство, я взял на себя смелость, послать запрос в Рыбинск. Там уездным исправником служит очень толковый чиновник, некто Фогель. Если в происхождении этого Будищева найдется какая-нибудь неясность, он наверняка сыщет!
84
Дело в том, что почвы в Российском Нечерноземье не слишком плодородны, а потому крестьяне издавна были вынуждены ходить на отхожие промыслы. Причем ярославцы чаще всего шли, как бы сейчас сказали, в сферу обслуживания: официанты, приказчики в магазинах и лавках, мелкие торговцы и тому подобное. Будучи сплоченными и предприимчивыми они довольно скоро монополизировали этот вид деятельности.
— Благодарю вас, штабс-капитан. Вы проделали значительную работу, и она не останется без награды. Надеюсь мне не надо напоминать вам о конфиденциальности этой информации?
Зима 1877 года выдалась в Болгарии морозной. Особенно страдающие от нее османы говорили даже, что русские привезли холода с собой, с тем, чтобы погубить правоверных. Что еще хуже, форма солдат и офицеров после полного лишений военного лета пришла если не в полную негодность, то довольно близко к этому. В мундирах и шинелях частенько зияли дыры, прорванные в сражениях или прожженные у костров, а обувь иной раз имела такой вид, что даже видавшие виды сапожники разводили руками. Разумеется, такая одежда никак не соответствовала зимнему времени и в войсках участились случаи простудных болезней и обморожений.
Нельзя сказать, чтобы военное начальство не отдавало себе отчет в сложившемся положении и не принимало никаких мер. В частности, с началом холодов были выданы фуфайки и до шестидесяти полушубков на роту, что, конечно, было не достаточно, но позволяло хотя бы в аванпосты и караулы отправлять людей одетыми тепло.
Еще одной проблемой были постоянные перемещения полка, что не позволяло солдатам хоть как-то обжиться. Только им удавалось отрыть для себя землянки, как приходил приказ идти в другое место, где в лучшем случае были полуразрушенные дома, покинутые местными жителями. Их, разумеется, пытались чинить, поправляя окна и крыши, а иногда и восстанавливая стены, но не успевали они устроиться, как приходилось все бросать и идти на сей раз совсем в чистое поле, где и вовсе ничего не было.
Взвод подпоручика Самойловича вернулся к своей батарее, и команда свежеиспеченного поручика Линдфорса обратилась в обычную стрелковую роту, отличавшуюся от прочих разве что вооружением. Рекогносцировок больше не проводилось, да и вообще на линии соприкосновения наступило затишье. Турки все еще зализывали раны после неудачной попытки деблокирования Плевны [85] , когда войска Сулеймана-паши понесли большие потери. Русская же армия, напротив, испытывала подъем и рвалась в бой, но похоже, что вожди ее не знали, куда направить этот порыв.
85
30 ноября произошло сражение у деревни Мечки. Несмотря на почти двойное превосходство в силах, армия Сулеймана-паши потерпела поражение, потеряв более 3000 человек. Потери противостоящего им 12 корпуса составили порядка 800 человек.