Путь на Балканы
Шрифт:
— Что за вздор? Праведников беден, как церковная мышь!
— Это ты так думаешь, а вот наш друг чорбаджи думает по-другому.
— Но почему?
— Блин, вот ты странный, Коля. Ну откуда болгарскому кулаку знать, что ты из богатой семьи и единственный наследник? Он видит перед собой простого солдата, а что тот воюет за освобождение его родины… так ему и при турках не кисло жилось.
— Но ведь Праведников…
— Исправляет должность полкового казначея.
— И что с того?
— Ничего, просто именно он закупает продовольствие для полка, причем в основном у местных богатеев, а самый крутой из них отец Петранки.
— Но я все-таки не понимаю!
— Да
— Невероятно! Дмитрий, дружище, ты возвращаешь меня к жизни, спасибо тебе огромное!
— Кушай на здоровье, только не обляпайся.
Турецкий командующий Сулейман-паша в последнее время так же был до крайности озабочен сложившимся положением. Завистники, коих у него было ничуть не меньше чем у едва выжившего Мехмеда-Али, регулярно слали в Стамбул донесения о его пассивности и нежелании наступать. Там подобные известия, разумеется, никого не радовали и тон шедших в обратном направлении приказов становился все более настойчивым. Для того чтобы удовлетворить вышестоящее начальство и заткнуть рот недоброжелателям требовалось громкое дело. Лучше всего, конечно, победа, но и просто упорное сражение вполне могло подойти. Тут ведь главное чтобы было о чем докладывать, а уж этим искусством Сулейман-паша владел очень хорошо.
Именно поэтому он решил перебросить в Констанцу восемь таборов пехоты, чтобы те, соединившись со стоящим там отрядом, прошли в тыл к русским и ударили по деревне Церковце, где силы противника, по его сведениям, были крайне незначительными. В случае успеха, можно было попытаться отбросить врага за реку Кара-Лом и получить так необходимую сейчас победу. Однако, идущие со стороны Омуркиоя войска, к немалому своему изумлению, встретились с отступающими аскерами и узнали от них о внезапном русском наступлении и о потери Констанцы. Это была очень тревожная новость, а потому командир турецкой дивизии Асаф-паша приказал немедля атаковать дерзких гяуров и отбить у них Констанцу.
Впрочем, казачьи разъезды вовремя заметили это движение, и полковника Тинькова было время подготовиться. Так что, когда появилась передовая османская колонна, роты нежинцев и болховцев уже заняли холм и были полностью готовы к любому нападению.
Немногочисленность русского отряда сыграла злую шутку с турецким командующим. Убедившись, что рядом нет никаких других войск противника, за исключением стоящим перед ним пяти пехотных рот и некоторого количества кавалерии, он решил, что его авангарда из двух таборов будет довольно, чтобы сбить их с холма и потому приказал идти в атаку, не дожидаясь подхода основных сил и артиллерии. Это была его первая ошибка, вторая же заключалась в том, что турки пошли на приступ с восточной стороны и заходящее солнце светило им прямо в глаза.
Русские солдаты и офицеры с волнением наблюдали, как перед ними разворачиваются в цепи османские таборы. Четырехфунтовки и картечницы были выкачены на прямую наводку и ждали только приказа, чтобы обрушить на врага всю свою ярость.
Примерно через четверть часа, те приблизились настолько, что стали видны детали их обмундирования. Время от времени постреливая, густая цепь аскеров продвигалась все ближе и ближе для решительного удара. Ощетинившись штыками, они дружно шагали, топча сапогами по-осеннему жухлую траву. Впереди, размахивая саблей в одной руке и револьвером в другой, шел офицер. Время от времени он оглядывался назад, но убедившись, что подчиненные следуют за ним, продолжал движение. Русские хладнокровно ожидали их атаки, не открывая пока огня.
— Будищева бы сюды, — пробурчал один из наводчиков, внимательно наблюдая за вражеской пехотой.
— Сами справитесь, — одернул его фейерверкер Приходько, — а то взяли моду, чуть что, пехоцкого к прицелу ставить!
— Оно так, да уж больно он, шельма, ловко пуляет!
В этот момент, где-то совсем рядом сухо щелкнул выстрел и командовавший турецким наступлением офицер, опрокинулся на спину и застыл в этой позе, широко раскинув руки. Этот выстрел послужил сигналом для всего отряда и тут же раздался треск митральез, гулкое буханье пушек и размеренные залпы пехотинцев, и первые ряды османов были буквально сметены русским огнем. Особенно удачно ударила картечь из четырехфунтовок. Крупные чугунные пули, вырвавшиеся из бронзовых жерл пушек, с визгом понеслись вперед, разрывая на части тела несчастных, оказавшихся на их пути.
Не менее эффективно действовали картечницы, подобно серпу срезавшие своими очередями целые шеренги наступающих турок. Свинцовый ливень из вращающихся стволов поливал надвигающихся врагов, не давая тем ни единой надежды на спасение.
Ну а тем, кого миновало внимание артиллеристов, в избытке досталось от русской пехоты. Слаженные залпы линейных рот нежинцев и болховцев били в самую гущу османов, разрывая на части их ряды, а рассыпавшиеся по фронту стрелки меткими выстрелами выбивали офицеров, барабанщиков и просто храбрецов пытавшихся повести за собой оробевших товарищей.
Аскеры, понукаемые своими командирами, еще дважды поднимались в атаку, однако всякий раз откатывались назад, устилая своими телами склоны вокруг вражеских позиций. Лишь единожды им удалось прорваться сквозь огонь и схватиться с русскими солдатами в штыки, но те молодецким ударом отбросили их и понесшие значительные потери турки отступили. А вдогонку им полетели страшные шарохи [79] , придуманные когда-то полковником Михайловским. Громыхающие стальные шары прыгали по земле, подобно детским мячам, но при этом калечили и убивали бегущих аскеров. Только быстро надвигающийся закат не позволил русским преследовать деморализованного противника, иначе поражение турецкого авангарда могло бы превратиться в разгром. Впрочем, победа и так была достаточно убедительна. Кроме того, солдаты сильно устали и вряд ли в их силах было достигнуть большего.
79
Шароха — снаряд изобретенный генерал Маиевским. Разновидность картечи, только вместо мелких пуль в нем было стальное ядро.
— Кажется, вы недурно отстрелялись, — сдержано похвалил Самойловича, проведший весь бой рядом с ним Вельбицкий. — И даже без Будищева!
— Ваша, правда, — с довольным видом отвечал ему прапорщик. — Мои молодцы, сегодня постарались!
— Я все же не понимаю, — перешел на доверительный тон жандарм. — Если этот унтер и впрямь такой хороший стрелок из ваших картечниц, так почему бы его не перевести к вам?
— Да кто же его отдаст? — пожал плечами артиллерист. — Будь сейчас мирное время, от него, вероятно, избавились бы с большим удовольствием, но сейчас, это все равно, что резать курицу несущую золотые яйца! К тому же он, как видите, невероятно дерзок, для нижнего чина. Наш командир батареи, к примеру, такого точно терпеть не станет.