Путь от атеизма к вере
Шрифт:
Конечно, для христианина Роуза (иеромонаха) вполне логично считать другие вероисповедания неистинными, а всех тех, кто не ходит регулярно в церковь, достойными ада. Однако всё же имеются основания полагать (и в главе «Религии» об этом будет подробно рассказано), что все основные религии — суть одно и тоже, поэтому пренебрежительно относиться к иным верованиям, пожалуй, не стоит. Да и, наверное, не нужно пытаться отличать грешников от праведников только по тому, насколько часто они посещают религиозные службы.
Есть у Роуза очень серьёзные сомнения и относительно «существа из света». По его мнению, если это существо не имеет вид человека с крыльями, то оно не может быть настоящим божьим ангелом, а значит это сам сатана, принявший вид ангела света. Скорее всего и здесь с автором можно поспорить: каким бы ни был дьявол, он навряд ли подходит на роль существа
Заметим, правда, что для цели данной книги нет большой разницы, силы добра или силы зла отвечают за тот или иной феномен. Ведь и дьявол принадлежит к духовному миру. А значит все паранормальные эпизоды, с которыми сталкиваются люди, в любом случае (и здесь можно полностью согласиться с Роузом) доказывают наличие духовного мира. Что, собственно говоря, нам и нужно.
Правда, в работе Серафима Роуза находится и другое объяснение отсутствия сообщений о неприятных видениях, и опирается оно на Мориса Роулингса (врача из Теннеси, специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям) и его книгу «За вратами смерти», в которой, например, написано следующее: «Далеко не всякий опыт смерти приятен. Ад тоже существует! Осознав этот факт, я стал собирать сообщения о неприятных случаях… Согласно моему исследованию, неприятный посмертный опыт не менее част, чем приятный… Я установил, что большинство неприятных опытов вытесняется в подсознание; они настолько болезненны и противны, что удаляются из сознательной памяти… Вот почему умиравшие или запомнили только приятные опыты, или вообще не запомнили ничего». И подобно тому, как Моуди составил свою схему посмертных видений, Роулингс нарисовал картину попадания в ад: «Сообщавшие о тяжёлом опыте с трудом осознали свою смерть, увидев, что врачи возятся с их трупом. По выходе из комнаты они также попали в тёмный туннель, но после него оказались не в светлом окружении, а в мрачной тусклой обстановке, где их встретили страшные человекоподобные существа, притаившиеся в темноте или возле огненного озера. Ужасы превосходят всякое воображение, и их трудно вспомнить». Те же, кто всё-таки смог найти в себе силы не забыть кошмара, приводят описания бесов, великанов, падения во мрак, в огонь или в пропасть и прочее, и прочее, и прочее.
Посвящённые аду строки (а в этой главе под словом «ад» будем, в первую очередь, подразумевать неприятные посмертные видения) есть и у остальных указанных выше авторов. Например, у Моуди эта тема затронута в связи с самоубийствами. Так, приведён случай с мужчиной, который после смерти жены застрелился. Потом, когда его спросили, он сказал: «Я не попал туда, где была моя жена. Я очутился в ужасном месте… Я сразу же понял, какую ошибку совершил…» И, аналогично, другие самоубийцы, попадая в ад, чувствовали понимание того, что это надолго, и знали — это расплата за попытку преждевременно освободиться от своего испытания, от своей жизненной задачи. Приведём пояснение человека, который в результате несчастного случая побывал при смерти: «Пока я был там, мне сказали, что две вещи полностью запрещается совершать, — это убивать себя и убивать других… Если я убью себя, то брошу дар Господа ему в лицо… Если я убью другого, то вмешаюсь в деяние Господа в отношении судьбы, уготованной другому человеку».
Что же касается данной темы у Калиновского, то он в своей работе, также как и Роуз, ссылается на книгу Роулингса, ту её часть, где пишется про больного, который во время остановки сердца попал в ад. В процессе реанимации пациент несколько раз приходил в себя, но сердце снова отказывало. Когда он был в нашем мире и обретал дар речи, он всё ещё видел ад, был в панике и просил врачей продолжать оживление. Эти процедуры болезненны, и обычно люди, приходя в себя, просят прекратить их. Больного спасли, но спустя два дня у него не осталось никаких воспоминаний о происходившем: он не был в аду и никаких ужасов не видел. Этот случай хорошо иллюстрирует такое явление, как вытеснение особо страшных переживаний из памяти в подсознание. Но некоторые, наверное, с более крепкими нервами, всё-таки помнят свои кошмары, хотя делиться ими не спешат, ведь ни для кого не секрет, что люди с большей охотой говорят про себя хорошее, чем плохое.
Из сказанного выше понятно, почему число рассказов о светлых посмертных видениях считается
Естественно, используя данный феномен, интересно проследить за тем, кто куда после смерти попадает. Какой фактор для определения последующей судьбы умершего является решающим, а какой нет. И надо сказать, что выявленная закономерность получилась вполне предсказуемой. Так, практика реанимаций показала, что приобщённость к той или иной религии не имеет какого-либо существенного значения. Многие атеисты или же просто формально верующие оказываются после смерти в приятной обстановке; напротив, известны случаи, когда в ужасное окружение попадали активные члены церковных общин, чему они несказанно удивлялись. Также бывает, что после возвращения с того света люди становятся истово верующими, но случается и обратное: люди прекращают ходить в церковь. Можно предположить, что решающим здесь, видимо, является соотношение добра и зла. Если человек, хоть и не веря в Бога, не творит зла, то ада он минует; напротив, в аду окажется живущий по злу, даже если этот человек регулярно посещает церковь.
Однако, как уже говорилось, куда бы ни попадал после своей смерти человек, значимо не то, где он оказался, а то, что он вообще куда-то попал. Это подтверждает, что люди состоят не только из видимой грубой физической оболочки, но имеют и тонкую невидимую часть. Точнее, личность человека всегда заключена в душе, последняя же на небольшой отрезок времени оказывается в физическом теле, при этом мысля категориями и возможностями своей материальной оболочки. Так, например, одни считают, что дух по каким-то причинам помещается в тело как в тюрьму, и смерть тела является освобождением духа из этой тюрьмы. Другие же утверждают, что материальная жизнь является для духа всего лишь игрой, и в этом случае душа уподобляется актёру в театре. Но как несчастья на сцене не являются бедой для артиста, а лишь для образа, так и несчастья в этом мире не являются бедой для души, а только для тела. Правда, в этом сравнении есть, конечно, и серьёзное отличие. Если актер, играя в театре, всегда помнит, что события на сцене — это всего лишь роль, то дух, попадая на землю, так вживается в свой образ, что принимает всё происходящее за чистую монету и узнаёт об истинном положении дел лишь после смерти тела.
Хотя, конечно, маловероятно, что какой-то из этих вариантов (тюрьма или театр) верен, скорее всего, истина находится, как всегда, где-то посередине между крайностями. В любом случае, душа, как выясняется, несёт полную ответственность за свои поступки, совершённые при посредстве тела. Попадая в ту или иную жизненную ситуацию, человек для решения проблемы волен выбирать или путь добра, или путь зла. Добрые намерения характеризуют более развитую душу, и наоборот, злые помыслы выдают неразвитую душу, которой ещё предстоит пройти множество испытаний, пока она не очистится от всего вредоносного.
За тех, кто достоин рая, можно, казалось бы, не тревожиться, но как следует из рассказов очевидцев, процесс совершенствования никогда не заканчивается, и если душа успокоилась и поверила в свою абсолютную идеальность, то она, сама того не желая, опять вступила на путь зла.
Попадающим же в ад можно лишь посочувствовать, а также порекомендовать верить в реинкарнацию (переселение душ); хотя отличие религий, признающих реинкарнацию, от религий, её не признающих, по вопросу ада лишь в том, что последние обещают вечные муки, тогда как первые держат грешников в аду не более нескольких сотен лет. Утешение, прямо скажем, небольшое, так как в аду вечностью покажутся и дни.